Демон шарлатана. Часть первая
Шрифт:
Однако моя тяга к скрытности ему решительно не понравилась.
– Как же я буду убеждать людей примкнуть к нам, если нельзя будет показывать духовного лидера?
Я ворчливо ответил, что христиане же как-то пополняют свои ряды, хотя Христа уже два тысячелетия никто не видел.
– У Хаббарда получилось, и у нас получится. Ты мастерски вовлекал народ в заведомо убыточные для них проекты, справишься и с этим. Кроме того, ты вполне можешь упоминать меня, только называй по титулу, а не по имени, и всё будет прекрасно.
Саня изъявил желание услышать титул, и мне пришлось признаться, что такие детали я ещё не
– "Максимус". К чему усложнять?
– зевнула муза, заметно скучавшая в ходе беседы.
Дождь срывался всё интенсивнее, и мы перебрались в салон автомобиля. Я и Саня расположились впереди, а демоница волшебным образом, не открывая дверцы, оказалась на заднем сидении. Стук капель по крыше и лобовому стеклу несколько угнетал стремление что-либо говорить, хотелось только молчать и слушать шум воды и воздуха.
Саня не выдержал молчания и принялся оживленно вопрошать о моём ложном "даре", все расспросы сводя к способу его получения. Осознав, что с этим человеком уже использованная прежде тактика "я не вправе говорить" не сработает, мне пришлось изворачиваться, на ходу компилируя аргументы, украденные из даосизма и раннехристианского гностицизма, но получившаяся длинная и запутанная речь только всё ухудшила. Стереотипный просветлённый мудрец, согласно созданным в культуре образам, обязан уметь выражаться лаконично и просто, совмещая ёмкий слог с изяществом метафор; и мне следовало подражать данному архетипу.
Вздохнув, я предпринял вторую попытку.
– Ладно, забудь, о чем я только что говорил. Могу описать это проще. Ты знаешь, я всегда хотел жить вечно. Даже пытаясь убить себя, я не столько стремился оборвать жизнь, сколько избавиться от страданий, и поэтому, очевидно, до сих пор живу. Нужно быть безнадежным глупцом или насквозь лживым лицемером, чтобы не сознаться в желании продолжать жизнь без конца, однако согласится со мной лишь тот, кто по-настоящему жил хотя бы мгновение. Кто пережил хотя бы краткий миг торжества духа, осознания, что "чёрт подери, да я же жив", того безумного чувства, когда разум выворачивается наизнанку и, неожиданно, замечает сам себя. В таком состоянии человек чувствует себя новорожденным. Память о прошлом теряет смысл, остается только бесконечно долгое настоящее и всевозможное будущее. Это странное, многогранное чувство, когда ощущаешь себя всемогущим, когда время и логика перестают сковывать мысль, хочется переживать вечно. Я узнаю людей, ощущавших такое, с первого взгляда. Смешно, но чаще всего они кажутся равнодушными, не ценящими собственную жизнь. Либо увязая в праздности, либо, напротив, бросаясь от одного необдуманного риска к другому, эти люди словно презирают саму мысль о какой-либо "полезной" деятельности. Пережив падение в ничто, трудно и дальше притворяться, что понимаешь смысл жизни. Трудно притворяться, что понимаешь смысл слова "жизнь". Ещё труднее делать вид, будто ничего не произошло. Себя обманывать легко, но каждый все равно осознает собственную ложь.
– Представь, что ты проваливаешься в портал и оказываешься в ином мире, в теле совершенно другого человека. Все принимают тебя за него, ты обладаешь его воспоминаниями, но ты совершенно точно - не он. Это лишь приблизительная иллюстрация самоосознания. На деле это страшнее, потому что в другом мире ты будешь помнить себя прежнего, а потому иметь хоть какие-то моральные и эмоциональные ориентиры. Здесь же ты просто вдруг приходишь к выводу, что не имеешь совершенно никаких причин делать что-либо из того, чем занимался прежде; что ты ничего не знаешь ни о мире вокруг, ни о себе самом; что каждый встречный объект, сознательно или нет, умом или эмоциями, или просто в силу законов физики пытается тобой манипулировать к своей выгоде; что твои собственные мысли, чувства и эмоции - лишь набор сигналов, информация, которой можно распоряжаться как угодно; и что во всем этом нет ничего мистического.
– Только после этого можно услышать собственные желания, настоящие страсти, все время сокрытые за глупыми сомнениями и напрасными усилиями.
– Я хочу жить вечно в этой пустоте. И я буду.
Не уверен, что моя пламенная речь впечатлила мошенника, однако тот пару минут молчал, о чём-то задумавшись и глядя вдаль сквозь залитое водой лобовое стекло.
– То есть, это правда, что нужно пожертвовать привязанностями, чтобы достичь освобождения?
– блеснул он познаниями восточной философии, подчерпнутыми, похоже, из какого-нибудь китайского фильма про мастеров кунг-фу.
– Вроде того, - кисло подтвердил я, жалея потраченного на красноречие дыхания. Судя по реакции собеседника, вполне возможно было обойтись парой-тройкой известных штампов.
– И это работает?
– Угу. Ты же видел.
– Но ты не потеряешь силу, если будешь, э-э, использовать её для личной выгоды?
– Нет никакой личной выгоды, это выдумка эгоцентристов. Свобода от всего - это свобода и от смысла в том числе, можно сказать, что я просто развлекаюсь и убиваю время.
Саня подумал ещё немного и подавленно сообщил, что у меня даже просветление какое-то неправильное. По его словам, просветленный должен быть добрым и честным, проповедовать милосердие и пацифизм. Послушав эту проповедь, демоница хихикнула и посоветовала мне сменить легенду:
– Скажи, что заключил сделку с дьяволом, и теперь тебе нужно разрушить жизни миллиарда человек, поработить тысячу народов и начать ядерную войну. Взамен, если получится, получишь титул герцога одного из кругов ада, а все твои приспешники станут там же баронами.
Но идея адского феодализма не пришлась мне по вкусу, да и Саню бы насторожила столь радикальная перемена антуража. Хоть и крещённый в детстве, он всю жизнь воспринимал религиозные байки весьма скептически, однако в существование единого бога, вроде бы, верил. Поразмыслив, я причислил Саня к числу верующих агностиков и уверился, что изначальный подход в духе мистико-философской ахинеи, калькированной с религий Востока, идеален для приведения указанного человека в почтительное недоумение. Это разумно - возвышаться в глазах собеседника, рассказывая ему о вещах, в которых тот ни черта не смыслит.
Я заметил это ещё в детстве: окружающие считают умных людей не умнее себя, но только лишь разбирающимися в некоторых специфических областях знания. При этом средний обыватель зачастую обладает нерушимой уверенностью, что его знакомый "умник" значительно хуже понимает те сферы жизни, в коих сей мещанин вращается постоянно. Не раз мне приходилось давать развернутые советы, связанные с техникой, с которой у меня весьма дружественные отношения, но при этом уже через пять минут слышать от того же субъекта, кой вопрошал о работе компьютера: "Ты ничего не понимаешь в жизни".