Демон в полдень
Шрифт:
— Почему Глушко так решил? — осведомилась я, прожигая взглядом горящий для машин зеленым цветом светофор и нетерпеливо притопывая ногой.
— Говорит, у дома начала дежурить одна и та же машина. Жена сообщила, что у неё на работе появилась сотрудница, которая стала активно набиваться женщине в подруги. Да и сам Глушко не раз замечал, что за ним по городу следуют наблюдатели.
— Это может быть правдой, а может быть, у мужика просто гиперактивная фантазия и он пересмотрел шпионских фильмов.
— Согласен, но вот, что любопытно. Заметив
— И что же? — вяло отреагировала я.
— Детектив узнал, что «топтуны» наведываются еще по двум адресам, а после выяснил и причины такого настойчивого интереса явно не самых законопослушных граждан.
— Дай угадаю, — встряла я. — Причинами оказались две известные нам семьи.
— В точку. Я поговорил с этим детективом, Глушко поделился телефончиком. Сыщик рассказал, что, узнав, кого именно караулят ребята в спортивных костюмах, поинтересовался у Глушко, знаком ли он с Крыловыми или Беловыми. Как ты понимаешь, тогда ему эти фамилии ничего не сказали. А вот уже после третьего взрыва…
— …в голове пузатика наступило просветление, — начала понимать я. — А как представился тот даритель дорогого антиквариата?
— Ильзар, — сообщил Седой, — странное имя. По словам Глушко, на вид мужчине около тридцати, может немного больше. Но он никак не может быть отцом Вадима, поэтому они решили, что настоящий отец не захотел прийти лично и прислал вместо себя кого-то.
Зажегся зеленый свет для пешеходов, и я двинулась по проезжей части, продолжая рассуждать на ходу.
— Так же может быть правдой, а может быть и нет. Мы с тобой прекрасно знаем, что представители некоторых рас способны справить столетний юбилей и при этом выглядеть юно и свежо, аки майская роза.
— Знаем, — подтвердил Седой с неудовольствием, которое я не поняла, — а потому молодой человек действительно может быть тем самым таинственным папашей. Мы пытались его найти. Имя Ильзар редкое, но ни в одной базе не значится, а потому вряд ли настоящее. Возраст нам неизвестен, род деятельности и место проживания — также.
— Единственная ниточка — адвокат.
— Ты хоть представляешь, сколько в столице имеется адвокатов? — резко одернул меня Сашка. — И это только те, кто зарегистрирован здесь, в городе. А искомый нами законник может быть вообще откуда угодно, хоть из соседней Кореи!
— Представляю, — ответила я, — но других вариантов не вижу. Хотя…Вы фоторобот делали? Глушко мог бы описать портретисту этого Ильзара.
— Нет, — замялся Седой, — не успели еще.
— Чем вы там занимаетесь в ожидании моих гениальный идей? — наигранно поразилась я. — В футбол гоняете, что ли?
— А ты чем? — в свою очередь поинтересовался Седой. — И вообще, ты сейчас где?
— Так, всё, — заторопилась я. — Мне некогда, надо бежать. Вечером поговорим.
— А…, — начал мой друг что-то говорить, но я уже отключилась. И направилась ко входу в цирк, вливаясь в разноцветную человеческую толпу, состоящую из родителей и их детей, радостно торопящихся на представление.
Едва я только прошла сквозь вращающиеся стеклянные двери, потеснив стайку не вовремя замешкавшихся подростков, как в нос тут же ударил специфический аромат, присущий исключительно цирковым помещениям. Он состоял из дикой смеси запахов — попкорна, сладкой ваты, животных и…ковровой пыли. Для людей этот запах непривычен, ведь мало, кто посещает цирк регулярно, но тем не менее, неудобств он не доставлял, судя по радостным лицам окружающих, с любопытством оглядывающихся по сторонам. А вот мое тонкое обоняние суккуба моментально взбесилось.
Тут же разболелась голова, заныла шея, стало душно, захотелось развернуться и бегом вырваться на улицу, чтобы глотнуть свежего воздуха. Но времени для совершения пробежек туда-обратно не было, потому как представление, на которое мне самым наглым и самым неудобным способом всучили билет, должно было начаться через десять минут.
Я решила заглянуть в буфет, чтобы купить воды. Но распрощалась с этой идей, едва зайдя в помещение, заставленное многочисленными пластмассовыми столиками. Находиться там было совершенно невозможно, ведь к запаху цирка тут же примешался запах быстрой еды — гамбургеров, сэндвичей, жареной картошки. А еще здесь было громко. Очень громко. Галдели и смеялись дети, их пытались перекричать родители, скрипели ножки металлических стульев о кафельный пол, перекрикивались сотрудники, торопясь обслужить эту голодную до хлеба и зрелищ толпу.
Ощущая, как к горлу подкатывает тошнота, я попятилась и быстро выскочила обратно в коридор, мысленно проклиная тот момент, когда решила все-таки посетить цирк со словами «а чем старый черт не шутит». Под рогатым я подразумевала Алтая, который всегда был для меня авторитетом и умел убеждать. И вот теперь благодаря ему я мучилась усиливающейся головной болью и с трудом сдерживала стремительно накатывающее желание начать убивать.
Стараясь не стонать, я поднялась по лестнице на второй этаж, помахала перед билетером своим билетом и вошла в павильон для представлений.
Манеж был еще пуст и погружен в сумрак. Места для зрителей, как и в любом цирковом шатре, располагались амфитеатром. Зал был заполнен уже больше, чем на половину. А потому мне пришлось потолкаться коленями с успевшими усесться на свои места соседями, и, блаженно вздохнув, плюхнуться на кресло. На меня тут же с неодобрением покосилась какая-то толстая мамаша в смешном берете и подтянула к себе поближе сына лет пяти.
— Шапку, — я указала на её головной убор, — в помещении воспитанные люди вообще-то снимают. Или вы не воспитанная?