Демон ветра
Шрифт:
Никто из дебоширов и не подозревал, что от сидящего в сторонке невысокого паренька следует ожидать каких-то сюрпризов. Тем не менее паренек подорвался со стула, отшвырнул стол, что весил чуть ли не больше его самого, и с безумным криком обрушил пивную кружку на голову искателя, который охаживал мужичка кулаками. Удар тяжелой кружкой уронил того на колени, а сама кружка брызнула осколками, оставив в руке Луиса лишь кривую ручку. В стане пьянчуг образовалось секундное замешательство. Пока же оно длилось, Луис времени не терял и успел вонзить стеклянную ручку в глаз того ублюдка, что ухватил мужичка сзади…
В трактире раздался такой жуткий вопль, что половина завсегдатаев тут
Дальнейшее Луис наблюдал лежа на полу. Глаза его застилала мутная пелена, а слышать он вообще перестал, так как в ушах его стоял сплошной звон – один из друзей пострадавших искателей вышел из замешательства и от души заехал Луису по лицу. Естественно, что для полного успокоения разбушевавшегося четырнадцатилетнего паренька одного удара взрослого мужчины хватило с лихвой.
Освободившийся мужичок оказался, однако, не из робкого десятка, и хоть лицо его было перекошено болью, он незамедлительно взялся отыгрываться на своих обидчиках. Лежащий на полу Луис еще никогда не видел таких стремительных и отточенных ударов. Было в них нечто кошачье: мягкость и резкость одновременно; никакой грубой силы, а лишь четко отлаженная система.
Первым делом бородач разделался с тем пьянчугой, который еще не принимал участия в драке, но очень того жаждал. Жажда его оказалась утолена, вот только навряд ли он испытал облегчение. Мужичок заехал ему ребром ладони по кадыку, затем пнул по коленной чашечке, а после ухватил за волосы и стукнул переносицей о стойку трактира, очень кстати оказавшуюся рядом. Пьянчуга так и замер на ней, уронив голову на грязные доски.
Тот из нападавших, кто уложил Луиса, уже отвел ногу, дабы пнуть ему по ребрам, но, заметив драку возле стойки, сразу забыл про паренька и с яростным воплем бросился на мужичка. Бородач юлой крутнулся на месте, заставил атакующего проскочить мимо, а когда тот показался рядом, поставил ему подножку. Обидчику Луиса воздалось по справедливости (а Луис-глупец считал, что нет справедливости на свете!): он споткнулся и полетел вперед, попутно увлекая за собой лишившегося глаза искателя.
Так они и упали в объятьях друг друга: одноглазый первым, а споткнувшийся поверх него – словно прелюбодеи, решившие вкусить запретный грех однополой любви. Мужичок подскочил к ним и, очевидно, не слишком полагаясь на собственную подножку, на всякий случай нанес удар каблуком в затылок мерзавца, находившего сверху. Противник мгновенно обмяк, тем самым превратившись в неподъемную обузу для придавленного им товарища.
Пока мужичок колошматил врагов, ошарашенный кружкой Луиса искатель успел подняться на ноги, вооружиться разбитой в острую «розочку» бутылкой и даже обозвать мужичка «особняковой мразью», однако в атаку не кидался. Бородач взял со стойки полотенце, неторопливо приблизился к последнему противнику и, не подлезая под разящую «розочку», словно плеткой щелкнул ему полотенцем по глазам. Искатель рефлекторно заслонил лицо руками. Именно в этот момент мужичок бросился на него, перехватил руку с «розочкой» и двинул противнику коленом в пах, да с такой силой, что дебошир аж подпрыгнул. Повторного удара не потребовалось: враг забыл про оружие, скрючился в три погибели и с воем упал ниц, крепко держась за пострадавший орган…
– Как ты? – участливо поинтересовался у Луиса мужичок, которого поверженные противники называли обидным словом «особняк» (паренек еще не знал, что в самом слове «особняк» ничего обидного как раз нет, обидным оно бывает лишь исходя из ситуации).
– Нормально, – буркнул Луис, пытаясь подняться, но тщетно. Его качало не хуже пьяницы, и виной тому было, конечно же, не выпитое пиво.
– Идем отсюда, приятель. – Мужичок подхватил невесомого паренька под руку и поволок к выходу, где трактирщик как раз заканчивал отделять «зерна от плевел», сиречь плативших от неплативших.
– Он еще не рассчитался! – Уперев руки в бока, трактирщик преградил путь мужичку и Луису.
Бородач извлек из кармана пригоршню мелочи и швырнул ее на ближайший стол.
– Этого хватит сполна, – огрызнулся он и добавил: – Уж не взыщи: компенсацию за ущерб платить не буду. Не я эту кашу заварил.
Трактирщик покосился на корчившихся дебоширов, в задумчивости почесал плешь, но дорогу уступил.
Бородач оттащил паренька к ближайшей водопроводной колонке, где и привел его в чувство окончательно. Там же они и познакомились. «Особняка» звали Лоренцо Гонелли.
– Ты храбрый парень, – похвалил Лоренцо Луиса. – Нет, конечно, накостылять бы я им все равно накостылял – не на того напали! Но если бы не ты, я бы не вышел оттуда таким уцелевшим. Кто твои родители?
Луис без прикрас поведал Лоренцо свою печальную биографию, уложившуюся всего-то в несколько предложений.
– Да, ничего не скажешь: трагедия, – сочувственно вздохнул искатель. – Беспризорник, значит?.. А ведь когда-то и я подобно тебе бегал по свету… Действительно, никому такой доли не пожелаешь… – и, немного подумав, предложил: – Вот что, парень, идем-ка со мной. Покажу тебя старшине общины: авось присмотрит для тебя работенку. Ты случаем ничем заразным не болен? Какое-то лицо у тебя странное…
– Оно у меня такое от рождения, – признался Луис, решив не обижаться. Следовало привыкать к подобным вопросам, которые, похоже, теперь будут сыпаться на него всю оставшуюся жизнь. Поэтому каждый раз обижаться на них – только время терять да нервы портить…
Старшина общины, что именовалась Барселонской Особой, придирчиво осмотрел Луиса, поморщился и задал аналогичный вопрос. Ответ паренька его не удовлетворил, и он хотел было воспротивиться просьбе Лоренцо, но тот рьяно взялся заступаться за нового друга. Гонелли упирал на то, что парнишка смышленый и крепкий, а поскольку их общину переводят на новую зону раскопок, которая, по слухам, потребует много выносливой рабочей силы, было бы негоже отказывать в покровительстве тому, из кого со временем может получиться хороший искатель.
– Черт с тобой, ставь на довольствие! – сдался-таки старшина и, уперев палец в грудь довольного Лоренцо, сурово добавил: – Но под твою личную ответственность! Начнет воровать или еще чего набедокурит, будешь отвечать вместе с ним! По всей строгости!
Так что уже на следующее утро Луис Морильо пребывал на раскопках и орудовал искательской киркой. Пьяный от счастья, он даже не обращая внимание на то, что непривыкшие к суровой работе руки покрываются кровавыми мозолями, а каменные осколки бьют его по щекам, норовя угодить в глаза. И не понимал осуществивший свое сокровенное желание паренек, почему некоторые считают искательский труд каторжным. Церковный приют – вот сущая каторга, а махать киркой на свежем воздухе после сытного завтрака и знать, что впереди тебя ожидает не менее сытный обед, а за ним и ужин, – это не каторга, а одно удовольствие.