Демон. Одиночка
Шрифт:
— Ммм…
Сквозь ресницы вижу, как в темноте ночи сверкают волшебной синевой его глаза, и, поддавшись еще раз велению инстинктов, двигаю бедрами, ощущаю его желание и издаю требовательный стон.
Вот сейчас все настолько правильно, настолько уместно…
— Нет! — твердо говорит лаэрд, и строгость его голоса на этот раз удивляет меня настолько, что я замираю и с удивлением смотрю в синие глаза Рири. — Нет, — качает он головой. — Эва очень маленькая. Мы с Куртом не можем…
Не сдержавшись, я издаю громкий жалобный стон, тянусь к его губам в надежде, что он передумает, но Рири отстраняется и хмурит брови.
— Рири не привык сдерживаться, — хрипло, но строго говорит он. — Эва не умеет останавливать кровь, ей будет больно…
Он вновь качает головой, словно пытается отогнать какую-то навязчивую мысль.
— Нет, — меня мягко, но непреклонно ссаживают на землю. — Рири не хочет, чтобы Эве было больно. Мы не простим себе этого.
Я громко и обиженно рычу на Рири, на Курта, резко разворачиваюсь, глазами нахожу дверцу в дом и… спасаюсь бегством.
Сопя от негодования и обиды, как чайник на плите, я быстрым шагом пересекаю весь дом, в гостиной сталкиваюсь с главой семейства Дамиров, сквозь зубы желаю задумчивому мужчине приятного вечера и пулей поднимаюсь по ступенькам.
Второй раз! Он бортанул меня уже второй раз!
Козлина. Тиран. Демонюка недоделанный!
Девке двадцать три, а он ее маленькой считает! Может, просветить Курта насчет педофилов? Вот так действительно все ненормально.
— Красавица, ты чего такая недовольная?
Я притормаживаю и оглядываюсь.
Микаэль, в одних только серых спортивных штанах, сидит прямо на полу в уголке, прислонившись стеной к стеночке, и хитро улыбается, гладя на меня.
— А ты чего здесь забыл? — с наездом интересуюсь у парня, изображающего напольную вазу.
— Тебя, — Мика легко поднимается, показушно потягивается, демонстрируя развитую мускулатуру и два… четыре… восемь…
Да, точно! Восемь кубиков пресса.
Пока я с задумчивым выражением на лице вела подсчеты, Мика умудрился подойти, закинуть меня на плечо и шутливо шлепнуть по заднице.
— Мика!
— А теперь в постель! — ну очень довольным голосом заявил парень, разворачиваюсь в противоположную сторону.
Его призывный клич мне, в принципе, нравился. Против постели я ничего не имела, даже наоборот. Вот только не с этим братом.
Принеся в свою комнату и тщательно закрыв двери, Мика скидывает меня на кровать и заваливается рядом.
— Ты чего такая злая?
— Потому что твой брат — мудак! — рявкаю я.
Микаэль сочувственно улыбается.
— Как быстро он тебя задолбал, — фыркает Мика, легонько щелкая меня по носу. — Зато теперь ты понимаешь, каково приходиться мне.
Привычным движением скидываю кроссы, стягиваю порванный на спине свитер. Мокрая от пота майка липнет к телу, но вместо того, чтобы маршировать в душ, я лениво потягиваюсь всем телом.
— Вот скажи, Мажор, — секунду спустя интересуюсь у парня, — Курт всегда был таким правильным отморозком, или и у него были светлые полосы?
Губы Микаэля расплываются в улыбке, а в глазах мелькает задор. Он быстро скатывается с кровати и торопливо идет к небольшому письменному столу в углу.
— Ой, что я тебе сейчас покажу… — интригующе тянет он, роясь на книжной полке. — Ага! — возбужденно восклицает он, вытаскивая с полки старенький фотоальбом.
Невзирая на приятную усталость в теле, я переворачиваюсь и сажусь на краешек кровати в ожидании чего-то особенного.
Микаэль идет нарочито медленной, чтобы побольше подогреть мое любопытство. Затем, когда до кровати остается пара метров, не выдерживает и, разбежавшись, прыгает, утягивая меня за собой.
Я громко смеюсь от неожиданности и тяну руки к потрепанному, видавшему виды альбому.
— Показывай скорее! — молю я.
Мика со смехом отодвигает руку с зажатым альбом как можно дальше от меня.
— Сначала пообещай, что используешь полученную информацию против Курта, — веселиться он.
— Обещаю! — чуть ли не подпрыгиваю от разбирающеголюбопытства.
Одним движением парень умудряет перевернуться сам и заодно перевернуть еще и меня. Поудобнее устроившись на животе, я кладу подбородок на ладони согнутых в локтях руках и с вожделением смотрю в сторону фотоальбома.
— Дорогая мисс Райт, — шутливо начинает Мика, — позвольте познакомить вас со «светлой» стороной моем достопочтенного братца.
Молодой лаэрд открывает первую страничку альбома, и я с любопытством оглядываю мальчишку лет пяти, сидящего на стуле перед черным пианино.
— Пардон! — быстро прикрывает руками фотку парень. — Это не Курт… — он торопливо пролистывает первые пять страниц альбома и наконец находит нужное. — Смотри!
На развороте фотоальбома уместилось четыре фотографии, судя по качеству снимков, сделанных в разное время.
На первой, не самого хорошего качестве, фотограф попытался поймать молодого парня лет девятнадцати, скользящего по изумрудным волнам на доске от серфа. На второй — была изображена какая-то растаманская тусовка, где из-за сизых клубов дыма с большим трудом можно было различить смазанные черты лиц людей.
Третье фото — и здесь тоже какое-то непонятное сборище, но уже в окружении палаток и костра. На четвертом снимке опять люди, но на этот раз спортсмены. Судя по белым кимоно — дзюдоисты или каратисты.
— Микусь, а причем тут Курт-правильный? — хмурю лоб я, безуспешно пытаясь определить, где бы тут мог спрятаться мой опекун. — Или ты хочешь сказать…
Замерев от восторга, еще раз смотрю на снимки, особенно на тот, где весело угорает компашка растаманов.
Значит, сам в молодости отрывался, как хотел, а мне, видите ли, надо жить по расписанию?