Демон
Шрифт:
Все так же пятясь, он добрался до боковой улочки, где стояли с работающими двигателями мотоциклы, увлекая за собой последнюю заложницу; дуло пистолета он держал у ее шеи и смотрел, как водители выскакивают из стоящих впереди машин и убегают. Впервые в жизни он ощущал, что же это такое — власть, которую дает ствол. Ему очень понравилось.
Дебют Виктора как террориста заслужил высочайшие оценки во всех революционных группах, ведущих народную войну, а также в КГБ. Лидеры японской КА сразу же приказали ему принять участие в нескольких международных операциях в Европе и Азии. Не скоро он вернулся в Японию.
За это время он и члены КА вместе с ПФОП угнали и взорвали
В Западной Германии Виктор и КА работали совместно с бандой Баадера-Мейнхофф, они подложили бомбы в штаб американских войск — погибли трое офицеров, двадцать пять солдат и гражданских лиц были ранены. Эта акция являлась возмездием за бомбардировки американцами Северного Вьетнама. Если европейские товарищи ненавидели американский империализм, то японцы ненавидели его еще больше. Северные вьетнамцы были их азиатскими братьями, и КА хотела не только ухода Америки из Вьетнама, но также и ликвидации американских баз поддержки в Японии.
В Риме Виктор и члены КА объединились с Красными Бригадами в попытке похитить японского бизнесмена и получить за него выкуп. Они протаранили его машину, но когда бизнесмен пытался убежать, Виктор был вынужден его застрелить. Другие похищения японских и европейских бизнесменов прошли более удачно, и революционеры получили миллионы долларов выкупа. Марксизм был религией Виктора, и он всего себя отдавал народной войне с капитализмом.
После каждой операции он находил убежище в палестинских учебных лагерях в Ливии, Ливане, Сирии, Ираке, Северном и Южном Йемене. Он использовал это время, чтобы выздоравливать от ран, знакомиться с новым оружием, запоминать новые коды, совершенствоваться в языках. В лагеря приезжали революционеры со всего света, Виктор учил их бою без оружия. А в своей палатке, один, читал Сунь Цзы. Часто вспоминал о своей бабушке. И тысячи раз мысленно расправлялся с Андо. Его нельзя было беспокоить в такие часы. Он плакал.
Для товарищей из КА, обучавшихся с палестинцами на Среднем Востоке, Виктор был героем. Для товарищей в Японии он был мифической фигурой. Все гордились его победами в борьбе против капитализма. Слава демона была их славой.
Примером для подражания была его преданность делу социализма. Преданность бабушке тоже вызывала большую симпатию. Со временем она и сама стала социалистической героиней — главным образом потому, вероятно, что была жертвой капитализма. Товарищи из КА снабжали Виктора информацией о банкире Андо. Когда бы Виктор ни решил его уничтожить, палестинские и европейские революционеры будут готовы помочь. Виктору достаточно попросить.
Он улыбался и спокойно благодарил тех, кто предлагал помощь в столь важном для него деле. Жизнь укрепляется дружбой, и всегда приятно, если товарищи тебя любят. Но правда выглядела немного сложнее: Виктора слишком боялись, чтобы его игнорировать.
Камакура, Япония
Июнь 1975
У Юнэо Андо за последние несколько минут изменилось дыхание, стало поверхностным и затрудненным. Астма. Не смертельно, но и ничего хорошего в ней нет.
Даже свежий воздух сада не помогал. Андо вытащил из кармана маленький ингалятор и сунул наконечник в рот. Две затяжки, и свистение в легких прекратилось. Он продолжал подрезать крошечное деревце — Красный Клен, одно из нескольких бонсай на деревянных полках, прикрепленных к бамбуковой изгороди сада. Деревце,
У бонсай, миниатюрных деревьев, карликовость достигалась подрезанием, обвязыванием или ограничением пространства. Нужную форму никогда не мог создать один человек, сколь бы долго он ни жил. Предки Андо терпеливо и мягко воспитывали Красный Клен много поколений. Когда он умрет, это дело продолжит один из его сыновей, вероятно, старший. Бонсай — это красота и в то же время напоминание о непостоянстве жизни. И живая связь с прошлым, а это важно для любого японца.
Подрезая Красный Клен, Андо смог наконец отвлечься от мыслей о Мифунэ, так звали его миниатюрного песика колли. Песик исчез три дня назад. Полиция не нашла никаких следов, что привело г-на Андо в глубочайшее уныние, он Мифунэ очень любил. Хороший был, преданный пес, всегда радовался любым знакам внимания. В исчезновении Мифунэ Андо винил жену, ругал ее все эти три дня. Она сносила ругательства, как и всю его тиранию, терпеливо и со спокойным достоинством. Привыкла за много лет.
Близился закат, когда он закончил подвязывать две тонкие веточки Красного Клена. Следующие тридцать минут он потратил на подрезание плодоносящих бонсай — дикой яблони, хурмы, каштана — а потом пришло время зажигать две каменные лампы у входа в сад. В этот последний день августа хотелось просто отдыхать, наслаждаться покоем прекрасного города, вдыхать запах моря, до которого всего двадцать минут ходу.
Да, он устал; от этого, как сказала его жена, с ним тяжело жить. Он на ее слова не обращал внимания, потому что женщины вообще ничего не понимают. Но следовало признать, что работа в саду могла отразиться на дыхании. Врачи предупреждали — даже небольшое физическое напряжение вызывает иногда приступ астмы, и тогда в легких задерживается отработанный воздух, а свежий не поступает.
Но Андо, как и большинство японцев, страстно увлекался садоводством, считал это чем-то необходимым в жизни. Раздвижные двери из дома в сад всегда стояли открытые, и в проеме сад казался прекрасной картиной в рамке. Андо гордился тем, что он японец, один из тех, кто чувствует и понимает красоту.
Самые тяжелые приступы астмы происходили у Андо в Токио, где он проводил большую часть года. Летом он уезжал в Камакуру, это пятьдесят километров к югу — зеленая долина, окруженная пологими холмами и песчаными пляжами. Картинки старой Японии: храмы, места поклонения, изящные домики за бамбуковыми изгородями. Здесь есть даже маленький старый, очень медленный поезд прямо из прошлого, три его зеленых вагона забавными жуками ползут по узким путям…
Единственным недостатком Камакуры были многолюдные пляжи летом, толпы туристов, привлеченных «Дайбуцу», гигантским бронзовым Буддой, он больше одиннадцати метров в высоту и двадцать девять метров в ширину. Внутри статуя пустая, по лестнице можно подняться на ширину плеч. У Андо сразу ухудшалось дыхание в толпе, поэтому он давно не посещал «Дайбуцу», а теперь уж вряд ли туда попадет.
В его возрасте самым большим, на что он мог рассчитывать, была прогулка по берегу моря. Из банка он ушел, теперь мог сколько угодно жить с женой в Камакуре. Сыновья их выросли, сами обзавелись семьями. Что же до денег, то сбережений, доходов от вложений, пенсии и того, что он украл в банке, вполне хватало на приятную во всех отношениях жизнь. А до Токио всего час, хотя ехать в этот шумный город не очень-то и хотелось. В общем, от жизни он получил все, чего хотел, а ошибки свои пережил. Но, следует сказать, он сам строил свою удачу, которую чуть не погубили докучливый человечек по имени Таира и какая-то старуха, имя ее Андо уже не помнил. Судьбою было предуготовано, чтобы эти двое умерли, а он дожил свои дни в покое.