Демонический Любовник

Перевод с английского – Майя Эберт

ГЛАВА 1

На задворках одного из огромных, старомодных домов в Блумсбери-сквер располагалось одноэтажное строение, изначально проектировавшееся архитектором под бильярдную комнату. С главным зданием его связывал короткий коридор, а над его стенами, лишенными окон, возвышалась куполообразная стеклянная крыша. Однако прежние хозяева помещения, по-видимому, занимались чем-то, что не требовало хорошего верхнего освещения, ибо через весь пролет купола был построен потолок,

и за исключением равномерного жужжания вентилятора за жалюзийной решеткой, никакие звуки не проникали сюда извне, ведь отсутствие окон и двойная крыша делали здание свето- и звуконепроницаемым. Это вполне устраивало нынешних владельцев, чья работа требовала абсолютной защищенности от любых внезапных звуков или перепадов освещения, и которые не хотели привлекать внимания соседей к своей деятельности.

Хотя ночь была душной, компания мужчин, сидевших за столом, казалось, не испытывала никаких неудобств. Их лица сильно различались по типажу; председатель встречи имел вид преуспевающего бизнесмена; справа от него сидел безошибочно узнаваемый юрист; слева от него сидел добродушный пожилой джентльмен с длинной белой бородой; напротив сидел журналист. Однако в самом дальнем конце стола сидел человек, чей род деятельности невозможно было однозначно определить; он мог быть дипломатом; он мог быть детективом, или даже псевдоаристократическим путешественником, болтавшимся на задворках приличного общества. Он был самым молодым человеком среди собравшихся, а протокольная книга, лежавшая перед ним, выдавала в нем секретаря встречи.

Хотя собравшиеся были настолько не похожи друг на друга, определенные черты, которыми они обладали, выдавали в них людей, которых связывало друг с другом некое общее дело. Каждый из них обладал способностью сидеть совершенно неподвижно, шелевясь разве что случайно, что умели делать далеко не все; каждый излучал особое ощущение самообладания и власти; и у каждого, за исключением секретаря, были ничего не выражающие глаза; и даже его глаза не выражали никаких эмоций, как это обычно бывает, когда изменяется положение мышц вокруг глазницы, но сам их зрачок расширялся и сужался под воздействием его чувств, что поизводило незабываемое впечатление на наблюдателя. Эти глаза цвета темного лесного ореха с зелеными отблесками в них, вместе с желтизной его кожи, производили неприятное впечатление, которое, в каком-то смысле, усиливало совершенную правильность черт его лица. Это было лицо человека невероятно интересного, необычайно чарующего и крайне беспринципного.

Спокойная встреча, проходившая под видом бизнес-сделки, казалась не совсем обычной благодаря тому факту, что седьмой ее участник спал на кушетке, и никто, кроме секретаря, бросавшего в его сторону быстрые и косые взгляды в перерывах между записями и который, казалось, готов был вскочить и подхватить его, попытайся он скатиться на пол, не обращал на него ни малейшего внимания.

Деловые вопросы обсуждались спокойным тоном, почти шепотом; счета на крупные суммы предъявлялись и передавались без дополнительных пояснений, когда специфический звук вдруг нарушил тишину комнаты; человек на кушетке издал протяжый шипящий свит. Ни один из присутствовавших не обратил никакого внимания на столь странное проявление, за исключением секретаря, который поставил крестик в верхней части своего блокнота для записей. Прошло еще немного времени, в течение которого собравшиеся тихо переговаривались между собой, и затем второй длинный свист раздался со стороны спящего,

и секретарь поставил второй крестик в своем блокноте. Почти без перерыва свист раздался в третий и четвертый раз, и в верхней части блокнота секретаря появились еще два крестика. После четверторого раза он осмотрелся, как будто бы ожидая приказа. Впервые

остальные члены совета посмотрели на спящего человека.

– Если он достаточно глубоко погрузился в транс, – сказал председатель, – Мы отложим счета в сторону и перейдем к проблеме Хаусмана.

– Он на четвертом гипноидальном уровне, – ответил секретарь.

– Этого достаточно, – последовал ответ, и совет осторожно пересел так, чтобы до сих пор игнорировавшийся седьмой участник оказался в центре внимания.

Секретарь протянул тонкую смуглую руку и повернул абажур лампы так, чтобы лицо спящего оказалось в еще более глубокой тени, затем встал со стула и сел на кушетку рядом с лежавшим человеком, который при этом даже не пошевелился; наклонившись вперед, он в своеобразном ритме постучал по определенному месту на голове пребывающего без сознания мужчины. Тот час же, не пошевелив ни единым мускулом на своем лице, спящий издал самый необычный звук, который когда-либо могло издать человеческое горло – его можно было сравнить только с тем странным шумом, который издает неисправный передатчик – и затем секретарь, используя пребывавшего без сознания человека в качестве средства связи, начал диктовать номер в спокойной и будничной манере, как если бы говорил по обычному телефону.

– Пятьдесят на север, четырнадцать на восток, – повторил он несколько раз, как будто бы пытаясь добиться какой-то незаметной перемены. После нескольких повторений спящий ответил ему на немецком, интересуясь у своего дознавателя, кто ему звонит.

– Тридцать, ноль, – ответил секретарь, – Это Пражская Ложа?

– Да, – ответил спящий на английском, но с сильным зарубежным акцентом.

– Нам нужны подробности о брате Германе Хаусмане, американце немецкого происхождения, которого последний раз видели в Праге и который подозревается в попытке договориться с Ватиканом о продаже информации, касающейся политики Братства в отношении ситуации во Франции.

– Он уехал отсюда в Швейцарию в начале мая. Попробуйте узнать в Ложе Женевы, – ответил спящий.

Секретарь снова повторил свои постукивания, и вновь раздался своеобразный звук, казавшийся чем-то средним между уханьем совы и телефонным звонком.

– Сорок шесть на север, шесть на восток, – сказал секретарь, и в этот раз спящий ответил ему на французском, вновь интересуясь, кто ему звонит.

– Тридцать, ноль, – снова ответил секретарь и опять поинтересовался у спящего новостями о Германе Хаусмане, и узнал, что тот в конце мая покинул Женеву и отправился в Неаполь, а оттуда в Нью-Йорк.

И снова секретарь повторил свои постукивания, и извлек из спящего все тот же странный звук.

– Сорок на север, семьдесят четыре на запад, – повторил он несколько раз, и, наконец, ему ответил голос с сильным американским акцентом. Он снова потребовал новостей о Германе Хаусмане и на этот раз он их получил.

– Он приехал сюда в начале июня и вступил в контакт с боссами Таммани. Мы отправили ему повестку с приказом явиться в Ложу, а он впал в панику и выдвинулся в западном направлении. Тогда было решено вынести ему смертный приговор, призвав Темный Луч Разрушения.

Мужчины за столом бескопокойно заерзали и переглянулись.

– С каким результатом? – осведомился дознаватель.

– Он остановился в Буффало, доехал до Ниагары и оказался по другую сторону подвесного моста.

– В Канаде?

– Нет, в реке, – ответил спящий, бесстрастное лицо которого странным образом контрастировало с вызывающим тоном его голоса.

Мужчины, сидевшие в тускло освещенной комнате, переглянулись. Журналист пожал плечами; юрист начал возиться с бумагой и ручками, а зрачки в глазах секретаря расширись и снова сузились, как у кошки. Молчание нарушил старик, сидевший слева от председателя.