Демонический Любовник
Шрифт:
Председатель заговорил.
– У нас есть только два пути, когда человек узнает секреты степени, в которую не был посвящен. Мы можем либо посвятить его в эту степень, либо – мы должны заставить его замолчать. Хотите ли вы, чтобы наш брат, стоящий здесь, принес клятву степени?
Мужчины, пока он переводил взгляд с одного на другого, поочередно мотали головами.
– Тогда, – сказал председатель, – Нам не остается ничего другого, кроме как выбрать другой путь.
Он не устраивал голосования на этом заседании, так как было сомнительно, что он смог бы заставить людей проголосовать, ибо они выносили смертный приговор, и хотя умом они были к этому готовы, сделать этот решающий кивок было непросто, и все прошло бы без возражений, если бы старик с длинной белой бородой вдруг не нарушил
– Пусть мы и не хотим посвящать этого человека в степень, секреты которой он раскрыл, но может быть есть какой-либо другой путь, кроме как... призвать Темный Луч?
– Какой другой путь вы видите? – спросил председатель.
– Разве мы не можем связать его клятвой и прогнать?
– Что думают братья по этому поводу? – спросил председатель, снова оглядев собравшихся.
Повисла долгая тишина, никто не решался взять на себя ответственность за то, чтобы озвучить мысль, которая сидела у всех в голове; человек, которого они судили, стоял напряженный, словно тетива лука, ноздри его раздувались, как у зверя, а его неподвижные глаза напоминали две черных бездны.
Наконец, тишину нарушил журналист:
– Не осмелюсь рискнуть. Не доверяю ему, – сказал он, и остальные с облегчением выдохнули, ибо были освобождены от необходимости вынесения вердикта.
– Вы тоже так считаете? – спросил председатель снова, обращаясь к собравшимся, которые, каждый по своему, кивком головы или тихо произнесенным словом, выразили свое согласие; все, за исключением старца, чей голос вновь нарушил тишину на собрании.
– Мы давно поняли, что представляет собой этот человек, – сказал он. – Человек, посвятивший себя служению злу, следующий Путем Левой Руки, черный оккультист; и если бы вы спросили меня об этом вчера, я бы проголосовал также. Но можем ли мы утверждать, что этот человек всецело отдан злу, отделенности? Не забывайте, вы судите его за добровольное признание; если бы он не признался, мы никогда об этом не узнали, а он предпочел пожертвовать собой, нежели этой невинной особой. «Нет больше той любви, как ежели кто положит душу свою за друзей своих». [2]
2
Иоанн, 15:13
– Влюбленный человек способен на все, – ответил журналист и Лукас вздрогнул, как если бы его коснулись раскаленным металлом. Эти слова, или же презрительная усмешка, с которой они были произнесены, казалось, оживили его; еще некоторое время он постоял так, как если
бы готовился к взлету, а затем его рука потянулась к заднему карману и собравшиеся обнаружили перед собой дуло револьвера.
– Если вам нужен я, то попробуйте заполучить меня, – прорычал он, – Перестрелка – это игра, для которой требуются двое.
И он медленно попятился к двери, глядя на них поверх блестящего дула револьвера.
– Уберите оружие, Мистер Лукас, – холодно сказал председатель. – Мы не станем применять физическую силу.
Лукас захлопнул за собой дверь и повернул ключ. Комната ложи находилась на расстоянии от дома и обители Эшлоттов в подвале. Прошло бы некоторое время, прежде чем братья смогли бы выбраться. Он бросился по длинному плиточному коридору в кабинет, схватил бумаги из личного сейфа и помчался наверх в свою спальню. Там он собрал столько вещей, сколько могло поместиться в вещевой мешок; затем он снова помчался вниз.
Грохот у двери в конце коридора указывал на то, что он спустился как раз вовремя, и, схватив охапку писем, которые выпали из ящика на коврик в прихожей, он покинул старый дом в Блумсбери Сквер, в котором так долго жил и в котором свершалась работа всей его жизни. Перед ним открывался новый жизненный путь; что он принесет ему, он не знал, и никогда еще ни один человек так основательно не сжигал за собой мосты.
Вскоре он уже снова мчался по той же дороге, по которой увозил Веронику между заходом Луны и восходом Солнца этого богатого событиями дня, дороге, по которой он уже возвращался между восходом и полуднем; возбуждение от произошедшего придавало ему сил и он не чувствовал усталости, но стоило ему выбраться из плотного Лондонского потока машин на простор загородных дорог и получить время на размышления, как до него тут же дошло осознание собственного положения. Во-первых, он потерял работу и него быть крайне мало шансов получить хоть какую-то другую, не имея рекомендаций. Он ухмыльнулся при мысли о выражении на лицах братьев, если бы их попросили о рекомендациях или спросили о причине увольнения. Не то, чтобы у него не было ни гроша; у него была небольшая сумма в банке, но, как он отметил, вдвоем они не протянули бы долго на эти деньги; у Вероники не было ничего, кроме того, было на ней, а он имел лишь немногим больше. Может быть, они и могли бы до бесконечности «отсиживаться» в рыболовном домике генерала и он даже смог бы что-то заработать благодаря своей ручке, но этого в лучшем случае хватило бы им на пропитание.
Лукас не был склонен к интроспекции; если бы был, то он бы понял, что с имеющимися у него ресурсами он один протянул бы в два раза дольше, чем вдвоем; он не посмел бы использовать Веронику снова и не было ни одной причины, почему он не мог бы порвать с ней; никто не обязан держать секретаря, который ему не требуется; но как бы то ни было, ему не приходило в голову отказаться от ее. Впервые в жизни странная природа этого человека создала связь; у него пока не было времени все обдумать, но слова журналиста «Влюбленный человек способен на все» породила в нем некую вспышку само-разоблачения. Был ли он влюблен в Веронику? Вряд ли он мог ответить себе на этот вопрос; он знал только, что он возвращался к ней, словно бы ведомый инстинктом почтовый голубь, так быстро, как только
мог ехать его мотоцикл. Она была единственным близким ему созданием среди чужого и враждебного мира; лишившись Вероники, он был бы совершенно одинок, и за Веронику он отчаянно цеплялся.
Преодоленное расстояние начало сказываться на нем, и он выглядел очень утомленным, когда смотрел вниз с гребня холмов на долину Бекерин, раскинувшуюся внизу под полуденным солнцем. Когда он достиг неровной, проделанной телегой колеи, идущей вдоль берега, все, что он мог, это твердо удерживать мотоцикл, а когда он слез с него у передней двери старого дома, он едва мог стоять на ногах. Зная, что звонить в колокольчик бесполезно, он прошел вокруг, через кусты, к лужайке, на которую выходили окна единственной жилой комнаты в этом месте, и Вероника, сидевшая за чаем, подняла глаза и увидела мужчину, идущего по траве нетвердой походкой и стучащегося в застекленную дверь, чтобы его впустили. Она вскочила и открыла ему, и он молча переступил порог и плюхнулся в кресло у стола. Она ничего не спросила, она никогда ничего не спрашивала; он был далеким, непостижимым созданием, на которое она не имела никаких прав, но ее женские инстинкты заставили ее налить ему чашку чая и удовлетворенно наблюдать за тем, как он пьет. Его лицо и одежда были покрыты пылью и он как никогда более походил на статую некоего падшего Египетского короля в забытой могиле, поглощенной песками пустыни.
«Чувства», которые он вызывал, странным образом изменились; он больше не казался ни властным, ни отрешенным; мистическая сила, которую он, казалось, всегда излучал, исчезла, и он выглядел просто очень уставшим мужчиной, и каким-то непостижимым образом он теперь был намного сильнее с ней связан. Он пил, но не стал есть; и когда третья чашка чая отодвинулась от его покрытых пылью губ, он с трудом поднялся на ноги и положил руку Веронике на плечо.
– Я немного посплю, малышка; я совершенно вымотан. Присмотрите за мной. Не оставляйте меня одного.
И он упал, как был, в запыленной одежде, на широкую кожаную софу, стоявшую возле камина.
Он не объяснил ей, почему она должна была присматривать за ним, пока он спит, ему было бы трудно объяснить это даже себе самому, но он чувствовал огромное отвращение при мысли о том, чтобы остаться в одиночестве; но было ли это вызвано страхом перед Темным Лучом и его атакой, затмившим его разум, или же он, впервые открыв для себя важность партнерства, наслаждался им, как новоиспеченные богачи наслаждаются роскошью, он не смог бы сказать.