Демонический Любовник

Форчун Дион

Ей казалось совершенно естественным, что собака может видеть уходящие души умерших, когда они устремляются в последнее путешествие, и может бояться их; она бы и сама испугалась, если бы не знала, что с ней происходит, но почему кто-то должен был бояться своего друга, будь он в теле или вне его? Смерть никак не меняет человека и если он был кому-то другом при жизни, то останется им и после смерти. Она сама была таким же точно призраком, как и любой умерший человек, когда материализовалась на полу Ложи, но ее природа при этом не изменилась; и человек, который видел ее, Мистер Фордайс, не испугался; он просто разозлился и посчитал ее поступок дерзким, как если бы она проскользнула в своем физическом теле туда, где ее совершенно не ждали. А Алек относился ко всем подобным вещам в первую очередь как к обману или суевериям, и если бы он

сам увидел нечто подобное, то перепугался бы до смерти. Какую же свободу давало это знание, путь даже столь малая его часть, как досталась ей; жизнь стала бесконечно больше, а смерть перестала пугать; не смотря на всё пережитое, она не хотела бы возвращаться в прошлое. Она обладала чем-то таким, чем не обладал Батлер, да и никогда не смог бы обладать, если бы только не прошел по пути, по которому прошла она, что вряд ли бы случилось; человек должен заплатить определенную цену за это странное освобождение души, но это стоило того. Как сказал старый Доктор Латимер, она видела только темную сторону оккультизма; она видела Лукаса, пытавшегося использовать черную магию, и она видела, как Братство покарало его; и все же своим собственным внутренним взором она видела, что позади всего этого был свет. Она ощутила Присутствие, которое настолько же превосходило человека, как человек превосходит собаку; она познала Силу, которая могла зажечь огонь в душе, который никто не сможет погасить. Она гадала, какой могла быть ее прошлая инкарнация; она была уверена, что Лукас сыграл в ней особую роль. Она гадала, какой же будет ее следующая жизнь? Она была уверена, что он появится снова, и ей хотелось, чтобы в следующий раз все сложилось правильно, без всей этой трагедии и борьбы. Этим вечером явления внутреннего мира казались ей очень близкими и реальными, они были фактами ее личного опыта, а не рассказами из книг.

Она была уверена, что встретится с Лукасом в следующем воплощении, но встретит ли она его снова в этой жизни? Он ушел преждевременно, в самом расцвете сил, не закончив свою работу, и все его желания были прикованы к земле; его смерть сильно отличалась от смерти старика, прожившего отмеренный ему срок, чья хватка за жизнь неуклонно ослабевала и чьи друзья ждали его по ту сторону завесы; про такого человека можно было сказать, что он обрел свободу, отбросив тело, но Лукас был отчаявшейся душой, и она знала, что он вернется, если это будет в его власти. Внезапная мысль пришла ей в голову, а не был ли Лукас тем, кого видел пес и на кого он выл? Может быть, он и в самом деле вернулся и был где-то рядом? А если да, то как она могла установить с ним контакт? Как только эта мысль посетила ее, она выпрямилась, сидя в своем кресле. Ее страх перед Лукасом в те дни в Блумсбери Сквер был забыт, она помнила только того человека, которым он был последние сорок восемь часов, и она ощущала странную связь, существовавшую между ними, связь, которую смерть лишь сделала прочнее.

От размышлений ее отвлек звук шагов по гравию, что-то приближалось снаружи в темноте и внимание ее переключилось на дверь; сердце ее замерло, ибо звук таких шагов в одиноком сельском доме, в котором живут лишь две женщины, совершенно не радовал. Тень приблизилась к незанавешенной стеклянной двери и остановилась, вглядываясь внутрь, и она увидела, что это был старый мастиф, который сорвался с цепи и теперь стоял, разглядывая освещенную комнату, и глаза его сияли зеленым светом в отражении лампы. Эти странные, светящиеся глаза заставили ее вспомнить о том, как ее гипнотизировал Лукас, и его глаза, казалось, светились точно таким же внутренним огнем; в сущности, Лукас, как казалось, был совсем рядом этой ночью.

Она не испугалась собаки; собаки были ее страстью, и пока она раздумывала, стоит ли впустить пса погреться у камина, он решил этот вопрос сам, встав на задние лапы и оперевшись передними на дверь; и второй раз за вечер поддались ветхие задвижки, и он вошел в дверь, огромный пятнистый зверь, черная морда которого была подернута сединой, ведь это был очень старый пес.

Вероника пересекла комнату и закрыла за ним дверь, ибо ночь была холодной. Пес подошел к огню и встал возле камина, оглядывая комнату; он не бродил, обнюхивая все вокруг, как обычно делали собаки в незнакомом месте, но пользуясь больше глазами, чем носом, вертел головой из стороны в сторону, осматривая помещение и в особенности Веронику.

Она вернулась на свое место у огня, и он подошел и встал возле

нее, глядя на нее карими собачьими глазами. Она подалась вперед и посмотрела ему прямо в глаза.

– На кого ты так выл прошлой ночью? – спросила она.

Пес раздул ноздри и громко залаял, и мощная лапа поскребла ее юбку. Он подошел ближе и положил свою тяжелую черную челюсть ей на колени, и посмотрел на нее с взволнованным выражением, которое морде мастифа придавали морщины.

Она наклонилась, и глядя ему прямо в глаза, сказала:

– Если снова встретишь мистера Лукаса, скажи ему, что я хочу его видеть.

Пес громко гавкнул, как будто бы с облегчением, и уселся на задние лапы. Рот его открылся, красный язык вывалился, и он усмехнулся так, как может усмехнуться лишь собака. Веронике совсем не понравилась эта усмешка; было что-то зловещее в том, как это глупое животное насмехалось над ней.

– Лежать, – скомандовала она, указывая на камин, и он послушно улегся там, куда она показала. Сама она занялась рукоделием, а пес лежал у ее ног, не двигаясь, но наблюдая за каждым ее движением, пока не пришло время идти спать и она не поднялась с кресла.

– Пойдем, – сказала она своему другу, – Я должна привязать тебя на ночь.

Он последовал за ней к двери, и положив руку на его мощную шею, она проводила его во двор, и огромное животное покорно плелось рядом с ней. Там она обнаружила, что он сорвался с цепи, освободив голову из ошейника, поэтому она осторожно застегнула ремень на одну дырку туже, ибо ей не нравилась мысль, что этот огромный пес может разгуливать на свободе; да, пока он проявлял себя довольно дружелюбным созданием, но было что-то зловещее в его тихом появлении у двери; этот силуэт, вынырнувший из темноты, казалось, впустил в дом ночь, как если бы вместе с ним ворвались в дом невидимые обитатели подземного мира. Она вернулась в освещенную комнату через дверь, которую оставила открытой; но даже здесь она не нашла прибежища и казалось, что в ее отсутствие комнату заполнила тьма, которую не могла рассеять лампа. Мерцающее пламя, то поднимавшееся, но опадавшее по мере того, как сгорали дрова, бросало в темноту порывистые отблески, и казалось, что выпученные глаза огромных рыб в стеклянных ящиках горели жизнью. Вероника зажгла свечу и поспешила наверх, подальше от этих зловещих теней.

ГЛАВА 19

С утра ее нервозность показалась ей смешной. Да, она все еще съеживалась от мысли, что мастиф мог свободно разгуливать по дому, ведь он был большой и сильной собакой, и был бы очень опасным посетителем, если бы его нынешнее благодушие сменилось злостью, а собака, которая охраняла дом всю свою жизнь, вряд ли обладала кротким нравом. Что-то в нем, однако, привлекало, хотя одновременно и отталкивало; это была собака, которая странным образом казалась личностью, как некоторые из тех псов, которые глубоко доверяют своим хозяевам и привыкают смотреть на вещи также, как люди, из-за постоянного пребывания рядом с ними.

После завтрака Вероника отправилась проведать его и посмотреть, не страдал ли он от последствий своего странного недомогания предыдущей ночи. Он не вышел, чтобы поприветствовать ее, как она ожидала, учитывая его недавнее дружелюбие, и только когда она опустилась на колени у входа в его будку и позвала его, оттуда высунулась голова. Затуманенные глаза удивленно моргнули, увидев солнечный свет, и голова снова исчезла, и никакие призывы не побудили ее выглянуть снова, хотя собачьи глаза светились странным зеленым животным огнем из темноты будки; Веронике показалось, что слюна на челюстях животного слабо фосфоресцировала, и все «впечатление» от собаки, будки и окрестностей было таким отталкивающим, что она быстро встала и поспешила подальше от двора и его зловещего обитателя.

Но когда она дошла до лужайки перед террасой, она почти надумала вернуться; было странно так относиться к собаке; прошлым вечером она почти полюбила дружелюбного старика, да и как бы то ни было, животное, очевидно, было нездорово. Увидев в зарослях садовника, она подошла и заговорила с ним о состоянии собаки, и тот сказал ей, что животное отказалось от еды этим утром, и что ему не нравилась идея осматривать его самостоятельно; однако в деревне был очень хороший ветеринар, и если Мисс Мэйнеринг пожелает, он попросит его прийти и осмотреть пса, и Вероника согласилась, что это обязательно нужно будет сделать, если зверь не почувствует себя лучше к следующему утру.