Демоны обмана
Шрифт:
– Ладно, – ответил Семен, подмигивая демонессе, словно заговорщик. – Постараемся общаться со всей дипломатией. Чай, не звери какие…
Но что-то сыну в тоне отца не понравилось, и, когда в кругу приближенных лиц уселись за столами во время обеда, после обсуждения массы текущих вопросов, рассказа про укорот разбойникам в Карзансе и описания некоторых находок в замке павшего от руки триясы маркграфа он вновь вернулся к разговору про госпожу Лотти. Нисколько при этом не стесняясь прислушивающихся к каждому слову своих ближайших друзей и сподвижников Готтэ Варнградского и Рональда Страйского. Словно решил и для них дать бой за право обладать своей новой, вскружившей ему голову любовницей. Как раз и повод подвернулся, когда графиня Фаурсе выразила радость по поводу
– Бьянка и в самом деле готова работать на износ, лишь бы добиться прощения. Например, она даже обедает в пригородах, тратя на это не более четверти часа, а все остальное время не останавливаясь отыскивает вертуги и засаживает их четвертинками фасоли гигантской равьенды. У нее никого нет в этом мире, она потеряла родину, как первую, так и вторую, и особо близко приняла к сердцу тот факт, что принявший вассалитет король Саниеров даже слова не замолвил о ее помиловании. Ни друзей, ни земляков, ни любимых…
Пока Загребной соображал, как ответить, почти все его возражения умудрился высказать Рональд, ставший в новом правительстве империи министром образования. Обычно спесивый, надменный и заносчивый, цедящий слова с расстановкой и артистическими паузами, сегодня барон говорил резко, без обиняков и с некоторой горячностью. Видимо, вопрос для него считался весьма наболевшим.
– Мы уже давно друзья, но только сейчас я впервые получил возможность что-то сказать на затронутую тему. Ну и не буду, Виктор, уходить в сторону, а просто отвечу на твои же только что сказанные слова: ты восхваляешь работоспособность Лотти, но вряд ли можешь укорить хоть кого-то из своего окружения, кто работает сейчас меньше чем на износ. Однозначно! Раскладываем по полочкам дальше. Нет друзей? Так почитай показания плененных офицеров саниеровской армии, кто знал ее с самого начала. Она предала всех друзей и писала доносы почти на каждого коллегу ради карьеры. Нет любимых? Так почитай показания пленных генералов: она бессовестно использовала многих из них в постели и забывала на следующий день, если покровитель попадался более солидный или богатый. Обижается на короля? Так все почему-то уверены, что она давно и бессовестно применяла к нему и его супруге удар подчинения эмоций. Причем делала это с магической повторяемостью процесса, практически взяв монарха в незаметное рабство. Как только она перестала обновлять на них магические метки внушения, так они и вздо хнули свободно, теперь наверняка сами себе не верят, что вытворяли с ней в одной постели. Ну и поговаривают, что они в ужасе своих поступков по поводу войны. Так что скорее они подадут требование о скорейшей казни, чем о помиловании. За такое использование умений шабена последних казнили всегда и везде.
После чего демонстративно подхватил свой бокал, показывая тем самым, что говорить может много, но пока не будет. Но теперь император перевел выжидающий взгляд на Готтэ, который недавно стал министром правосудия. Хотя сам барон тяготел остаться в армии. Сейчас он начал как-то стеснительно:
– Ну вот люблю жить по справедливости, а судить других до сих пор трудно. Так вот… хочу присоединиться к словам, только что сказанным Рональдом. Мало того, со своей стороны тоже посоветую почитать на досуге показания пленных о бывшем военном министре Саниеров. Ну и напоследок скажу только одно: если она тебе так понравилась, тебе следовало держать это в глубокой тайне. Ибо только по этой причине у нас в последние дни начались солидные дипломатические трения с королевством Октавия. Генеральный посол позавчера так и заявил, что, цитирую: «…подобное укрывательство преступницы недопустимо, и что в такой ситуации Октавия имеет полное моральное право выйти из состава империи…»
Губы Виктора побелели, взгляд стал какой-то остекленевший, а голос просел, как во время простуды.
– М-да… если кто-то ищет лишний повод для конфронтации, он его найдет в любой мелочи. Бьянка – наша личная пленница рода, ну и по нашим законам император вправе делать с ней все, что заблагорассудится. Хоть министром назначить…
– Министром чего? – не выдержал Рональд. – Нового министерства публичных борделей?
Вопрос прозвучал не хуже пощечины, и свой голос поспешила подать графиня Фаурсе:
– В любом случае старым друзьям ссориться нельзя. Поэтому прошу вас, господа, выбирать достойные, дипломатические выражения. Мало того, такие интимные дела, скорее всего, надо решать на семейных советах. Верно?
После этого вопроса все скрестили взгляды на Загребном, которому как бы предоставили последнее, чуть ли не решающее слово. Но тот по состоянию сына уже понял: парень закусил удила, и с его стальным характером, желанием всегда добиваться поставленной цели может произойти нервный срыв. А там и до ссор со своими друзьями и единомышленниками совсем недалеко. Кажется, Виктор в данный момент совершенно не готов слышать голос здравого рассудка и принимать правильные советы от своих родных и близких друзей. Даже мнение, а уж тем более суровый приказ отца он может проигнорировать из чувства противления.
Поэтому Семен сказал не совсем то, что задумал вначале. Вместо сурового окрика он перешел к философским увещеваниям:
– Если человек возлагает на свои плечи тяжкое бремя власти и ответственности, он должен осознавать всегда: личной жизни у него может не быть вообще. Особенно следует быть щепетильным в отношении тех, которых по законам, тобою же созданным, следует примерно наказывать. Как отнесутся к своему правителю подданные, друзья, соратники и союзники, если он на словах будет пропагандировать одно, а на деле творить другое? Да они его со временем либо сметут с пьедестала, либо подстроятся под него и тоже станут двуличными, лживыми и преступными. Вот ты, Виктор, хотел бы, чтобы твои друзья сохранили жизнь предателям Верховным баронам, а потом тайно женили их на собственных дочерях? А то и в открытую сотворили такое непотребство?
Сравнение оказалось не в бровь, а в глаз. Ненависть к предателям до сих пор кипела в душе у каждого подданного Жармарини. И теперь уже все выжидающе уставились на молодого императора, до сознания которого нонсенс его поведения все-таки стал доходить. Он даже обиделся за своих друзей, потому что сразу заверил:
– Мои друзья не такие! Они гораздо… честнее, чем я. И они намного старше… Они знают, как можно бороться со своими чувствами, они знают, как сжать свое сердце в кулак! А я… а я это делать не умею… И вряд ли у меня что получится…
Признание оказалось более чем откровенным, но упертый взгляд первого рыцаря стал опять стекленеть. После чего Семен постарался бравурным голосом, полным оптимизма, закрыть эту тему и вообще завершить затянувшееся застолье:
– Признание своих ошибок – это уже полдела в решении стоящей проблемы. Так что процесс пошел, уважаемые дамы и господа. Спасибо за изумительный по вкусу обед, но пора и делами заняться. Да и разложиться с дальней дороги. Не прощаемся…
Этим моментом Виктор тут же и воспользовался, сбежав первым. За ним в отведенные им покои поспешили и остальные, а министры подались по своим делам. Они и в самом деле света белого не видели: новообразовавшаяся Рыцарская империя выматывала все силы и забирала все свободное время без остатка.
Глава четырнадцатая. Новые неожиданности
Итого, после первого проведенного в Вадерлоне полудня перед семейством стояли три основные задачи: разобраться с Бьянкой Лотти; решить, как поступать с предателем; и каким-то образом ускорить расшифровку загадочных текстов.
Но для расшифровки следовало возвращаться на корабль. Потом, за Леоном Крахрисом в данный момент следили со всем тщанием и пока форсировать события в отношении его не решились. А с коварной ведьмой итальянского происхождения все равно не поговоришь раньше позднего вечера, когда ее привозили во дворец первого рыцаря двое сопровождающих шабенов малого уровня. Заниматься приемом подарков от императрицы Зари для Виктора – тоже дело несолидное. С этим подчиненные и сами справятся, чего их смущать недоверием и присмотром. Поэтому Семен и предложил: