Демоны, одетые в людей
Шрифт:
— Неужели тебе совсем не нравится? — удивленно прошептала я. — Это же восхитительно!
— Ты права, тебе не с чем сравнивать… — холодно прошипел демон. — Меня не восхищают вымученные лица деревянных балерин. Они не чувствуют сцену, не играют! Они как роботы, выполняют выученные элементы, не попадая в оживленный ритм оркестра, который, между прочим, шикарен!
Я глянула на сцену и прищурилась. Спектакль был все так же прелестен, и я не замечала того, что замечал он. Единственное, лица артистов на самом деле выражали тяжесть, которая, как по мне, была оправдана.
— Это ведь тяжелый труд, — шептала я, — они работают на износ, сквозь пот, кровь и слезы, оттачивая всю эту красоту.
— Зрители приходят посмотреть на красивую постановку, на легкость чудных балерин, — отвечал он. — Их не интересует пройденный труд и тяжесть этой благородной профессии, им нужно красивое и цепляющее исполнение, радующее глаз и душу. Артист должен играть, а зритель, в свою очередь, может восхищаться и оценивать купленную им игру.
— Ты хочешь сказать, что раньше было лучше? Балет все-таки поддался деградации?
— Поддался, — демон огорченно кивнул, — еще двадцать семь лет назад они чувствовали музыку, замечательно играли свои роли и летали по сцене словно лебеди, изящные и легкие, способные довести зрителя до исступления одним своим видом!
— Если меня поражает сегодняшнее выступление, то мне страшно представить, что же было раньше…
Артисты бегали и прыгали на сцене, выписывая высоченные прыжки и скоростные фуэте. Я продолжала глядеть на выступление, как завороженная, не отводя глаза. Гронский медленно поднялся с места и приблизился к уху.
— Я покину тебя на несколько минут, — шептал демон, — Александр прибыл.
— Хорошо, — покраснев от его дыхания, ответила я.
Демон вышел, и я осталась в одиночестве. Балет гипнотизировал и притягивал меня, заставляя душу щебетать. Внутри постепенно разгоралось пламя, но разжигал его не балет и даже не коньяк, а обходительный и страшно привлекательный демон. Я никогда не ощущала столь сильной мужской энергии, которая умещала в себе утонченную харизму и поразительный интеллект. Хотя, это и не удивительно, ему стукнуло несколько столетий, и я сомневаюсь, что он тратил время впустую. Несмотря на это, мне было не страшно открыться перед ним без всяких стеснений. Я чувствовала комфорт и защиту. Я понимала, что ему можно доверять. У нас один Бог и практически одна задача, поэтому мы в любом случае близки. Во мне возрастал азарт, желание узнать его всего, с самого начала и конца. Он может стать моим, и я не упущу такого шанса, несмотря ни на что. Какими бы не были эти чувства, они сжигали мое сердце и душу, страстно желая очутиться в тех холодных руках. В тот день, зимним вечером, я и представить не могла, что буду так относиться к этой личности. Он напугал меня, остался в памяти на всю оставшуюся жизнь, но кто бы мог подумать, что мы будем пить вино в его роскошной квартире? Кто бы мог подумать, что он окажется таким сильным и интересным собеседником? Кто бы мог подумать, что нас вообще что-то связывает? Никто. Я всегда мечтала оказаться девочкой, немного глупенькой и в каком-то смысле слабой девочкой, за которой стоит сильный и уверенный мужчина. Кажется, что мечты начинают сбываться. Быть может, судьба решила вознаградить меня за былые потери, что причинили уйму боли…
Спустя десять минут Гронский вернулся, деликатно присаживаясь на стул.
— Тебе все нравится, принцесса? — тепло поинтересовался он.
— Очень! — громко воскликнула я. — Я в полнейшем восторге!
— Тш-ш-ш.. — шепнул Гронский, прислоняя к губам указательный палец. — Твой восторг услада для меня, но все же, оркестр стоит уважать.
— Да-да… — шепотом хихикнула я, возвращая взор на сцену.
Все радости рано или поздно кончаются. Артисты, поклонившись, убежали за кулисы и спектакль окончился, оставив после себя
Гронский вскинул правую бровь и направился к ним вальяжной походкой, умело обходя человеческое стадо. Я последовала вслед за ним, демонстративно расправив плечи.
— Guten Abend, какого черта здесь происходит? — он встал перед мужчинами.
Здравствуй, Мотолу! — Вагрич склонился в поклоне, — мне тут выдвигать необоснованный обвинение!
— Кто посмел? — саркастично изумился демон, глядя на незнакомого мне мужчину. — Неужто Мирослав?
— Рядовой бес по имени Вагрич нарушил кодекс земных ангелов и демонов, работая с человеком в неразрешенном для этого месте, — сипло ответил Мирослав, склоняя голову в поклоне. — Ему стоит проследовать со мной для выяснения деталей и мотивов данного поступка, Мотолу.
Вагрич фыркнул и сложил руки на груди.
— Протестую! Как известно, данный закон ввел Высший ангел Святослав Радонецкий в 1734 году, — начал Гронский. — В мае 1998 его обнулили, посчитав излишне несправедливым и бесполезным. Вместо него, с печатями и соответствующими установками, ввели закон о работе в отведенные для нее часы, — он взглянул на наручные часы и улыбнулся, переводя взгляд на Мирослава. — 20:45, мой друг! Работа земных бесов разрешена и легальна, а твое обвинение абсолютно напрасно. Или же ты живешь прошлым, следуя старым законам? Ах, или же вовсе не уважаешь решение Высшего?!
— Это приказ от руководства, Мотолу! — недовольно прохрипел Мирослав. — Мы обязаны задерживать тех, кто работает в неположенном месте.
— На каких основаниях? — улыбнулся демон. — Есть бумага, подтверждающая твои слова? Если нет, то мне, к великому сожалению, доведется послать тебя к черту…
Вагрич хихикнул, накрывая рот рукой. Мирослав скривился и зыркнул на меня. В его горящих белым пламенем глазах читался гнев, гнев и омерзение. Ангел улыбнулся кончиками губ и отступил, поднимая вверх худощавые ладони.
— Вагричу повезло, что ты оказался тут, Мотолу, — сказал Мирослав, поморщив нос, — но тебе стоит помнить, что грядут перемены, способные вернуть даже старые законы. Передай своим бесам, что отныне не стоит чернить людей в исторических, памятных и священных местах, иначе же, они понесут наказание.
— В момент, когда появится официальная бумага, подтверждающая твои слова, я обязательно передам, — со сталью ответил Гронский. — Сейчас же, советую не рассказывать мне выдуманные сказки, больше похожие на ересь.
— Дело твое, дело твое… — протянул он, кивая головой.
— Auf Wiedersehen, друг мой! — попрощался демон, перебирая пальцами на поднятой руке.
Мирослав склонился в прощальном поклоне и удалился, оставляя за собой мускусный шлейф.
— Ох, Мотолу, спасибо тебе! — облегченно вздыхал Вагрич. — Я уж думать, что не отвяжусь от него!
— Никаких проблем! — бархатно ответил Гронский, — Одно лишь непонятно, какой такой указ и почему вдруг стали всплывать старые установки?
— И не говори, вводят какие-то свои законы и ловят наших, непонятно за что и почему! — согласился бес. — Бесятся, видимо, что их влияние падает!