Демоны Рая
Шрифт:
– Давай отыграем назад, а? – предлагаю я миролюбиво. – Ты иди, иди, а мы посидим тут часок, подумаем над твоим предложением…
Я делаю пару шагов в сторону, освобождая путь к выходу. Лопата не спешит им воспользоваться. Он размышляет. Он, блин, всерьез прикидывает, не поднять ли на воздух склад со всеми нами!
Эмоции теперь Эрик не скрывает, все отражается на лице… Эмоция, по большому счету, одна: лютая ненависть. За что же ты так меня не любишь? За несколько поврежденных ящиков с товаром?
Он наконец решает пожить еще и шагает к воротам. Не доходит, оборачивается, говорит мне:
– Если
– За что?
Мне и в самом деле интересно.
– За то, что ты трахал женщину, которую я любил. За то, что от твоих искореженных Зоной сперматозоидов она родила двух гребаных уродок!
Я дергаюсь в его сторону. Отец хватает за плечо, не пускает. Лопата выходит наружу, уже за воротами оборачивается и добавляет:
– Хотя как знать… Ты делал своим мартышкам ДНК-тест, проверял отцовство? Нет? Сделай, сделай… Если что – обращайся за алиментами.
А вот это удар ниже пояса… Ровнехонько в пах. Сколько раз я сравнивал свое отражение в зеркале с милыми мордашками Марины и Ани, утешая себя, что удались в маму…
С ревом я бросаюсь за Лопатой, выдергивая на ходу «стечкин». Отец вновь пытается остановить, но проще остановить танк, схватив за гусеницу. Плевать на взрывчатку, прикончу гниду, и будь что будет.
Стрелять не в кого. На площадке перед воротами склада удаляющегося Лопаты нет. Юркнул в сторону, вдоль стены.
Секундным моим промедлением пользуется отец, обрушивается сбоку, мы оба валимся. Я ору на него, сам не понимая, что пытаюсь сказать… Что-то громкое и истеричное.
Он вопит в ответ, тоже не сдерживая свою иерихонскую трубу. Слова с трудом, но доходят.
– Они твои дочери!!! Твои!!! Я делал этот сраный тест, сам заказал!!! Они твои дочери и мои внучки!!!
Красный туман перед глазами медленно и неохотно рассеивается.
Отец говорит чуть спокойнее:
– Он провоцировал тебя! Выход наверняка под прицелом снайперов! Ты бы выскочил, и в тебе насверлили бы дырок!
Может, и так… Но в словах и эмоциях Лопаты сомневаться не приходится… Такое не подделаешь.
– Не исключено, что и взрывчатки на нем не было, блефовал… – говорит отец уже совсем спокойно. – Может, его шахидский пояс – муляж… За пять минут такой не сделаешь, а готовить заранее – зачем?
– Какая разница… – уныло отвечаю я. – Подтащит свою установку и всех нас тут похоронит. Саданет термобарическим и устроит братскую могилу.
– Едва ли…
– Э?
– За тебя живого обещана вчетверо большая награда, чем за мертвого. Пули снайперов, причем по конечностям, – вот чего следует ждать и опасаться.
– А-а-а… Награда… Точных цифр не помнишь?
Он называет суммы: и те, на которые расщедрилась бывшая родина, и те, что посулили соседи (их спецназовцы тоже были в лагере у реки, где я мстил за смерть матери).
Я складываю цифры, перевожу по курсу и без особого удивления получаю одиннадцать с небольшим миллионов… Вот оно что… Лопата не собирался и не собирается меня отпускать. Но очень хотел бы расправиться со мной собственноручно, без гуманного здешнего правосудия, смертную казнь не практикующего. А чтобы заодно не терять в деньгах, решил вытянуть обещанную Фемидой сумму из меня.
Да, в любопытный
Пока я занимаюсь арифметическими экзерсисами и анализом душевных порывов Эрика Медрилла, на складе происходит кое-что любопытное…
Сначала мои подошвы ощущают легчайшую вибрацию. Потом нечто странное творится с забетонированным полом. Он приходит в движение на небольшой площади, в круге диаметром около двух футов… Тьфу, сам не заметил, как перешел на местные меры длины, поболтав на английском с Лопатой… Короче, диаметр круга немногим более полуметра. Частицы бетона в нем обретают непонятную подвижность, приходят в движение, затем осыпаются куда-то. Обнажается металлическая арматурная сетка, а под ней – ведущий вниз провал и припорошенный серым Жукер.
Через пару минут мы слушаем рассказ нашего жукоглазика, извлеченного наверх и отчищенного от бетонной пыли. Вернее, «слушаем» – это сказано фигурально, наши уши в процессе не задействованы.
Человеческого в Жукере мало. Человеческим, по большому счету, можно признать лишь сознание да еще факт рождения от родителей-людей. А так любой зоолог, не сомневаясь ни секунды, запишет упакованное в хитиновую броню существо в класс насекомых.
Нашу речь насекомообразный мутант слышит плохо, ушей в нашем понимании у него нет, зато он очень хорошо воспринимает вибрации всей поверхностью тела. Обычно делу помогала небольшая коробочка, крепившаяся к панцирю и преобразовывавшая нашу речь в нечто, более понятное Жукеру. Но в сегодняшних его подземных скитаниях коробочка-транслятор утратилась, а запасной не нашлось.
Свои же мысли Жукер выражает при помощи длинных гибких усиков-антенн, для них в Виварии разработали слоговую азбуку наподобие языка глухонемых… В нашем путешествии по питерской Зоне Жукер пострадал, одна из антенн обломилась, но на связности его речи это никак не отразилось, усики движутся синхронно. А при следующей линьке утраченная деталь жукообразного организма восстановится.
Общение наше сейчас происходит довольно заковыристым способом. Жукер рассказывает, энергично двигая усиками, я перевожу для отца, жучиным языком не владеющего. А мои вопросы Жукеру переводит, положив лапу на его головогрудь, Лия-Тигренок, отозванная с поста у черного хода. С механикой последнего процесса я не знаком, его придумали и опробовали в Виварии уже после эвакуации. Не знаю даже, механические колебания транслирует Лия или легчайшие электроимпульсы… Мои способности не позволяют определять слабенькие токи человеческого организма и воздействовать на них.
Выясняется: когда началась стрельба, Жукер спрятался от нее под лентой транспортера. Укрытие было ненадежным, лента от шальных пуль защитить не могла, к тому же отыскали бы охранники Жукера по окончании суматохи очень быстро.
Пробиться к складу, как остальные, медлительный и неуклюжий Жукер не надеялся. И использовал для спасения свое главное аномальное свойство.
Состоит оно в том, что жукообразный мутант меняет вязкость среды перед собой. Меняет настолько, что грунт, даже окаменевший и слежавшийся, размягчается, приобретает свойство, именуемое сверхтекучестью, – то самое свойство, из-за которого гибнут люди в зыбучих песках.