День 21. Книга вторая

Грэм Анна

— Я могу с тобой?

— Не уверен, что тебе понравится то, что ты увидишь.

— Не думаю, что увижу что-то такое, что может меня шокировать, — возразила я. Обойдя его полукругом, я остановилась ровно напротив и высоко задрала голову. Дэмиан не смотрел на меня, а смотрел куда-то поверх моей головы. У него были плотно сжаты челюсти, а взгляд серьёзен как никогда — ни следа его привычно надменной мины и саркастичных ухмылок. И всё же он закрывался — хотел казаться лучше. Чертовски знакомо, долгие годы я жила именно так.

— Ты не обязан справляться со всем этим один. Можно, я побуду рядом?

Дэмиан

посмотрел мне в глаза. Его взгляд был глубоким, как океан, и таким же неизведанным. Но не опасным. Притягивающим.

— Хорошо.

Он сдался. Его губы тронула улыбка. Взглянув ещё раз на окна, Дэмиан шагнул к парадной. Я двинулась следом.

Холл был чистым и по виду недавно окрашенным, лестничные пролёты обрамляли добротные кованые решетки, наверху висели тяжёлые люстры, выполненные под старину — строение было простым, не чета сахарным домикам Первого района, но приличным, ухоженным и хорошо охраняемым. Я заметила несколько глазков видеокамер и пункт охраны в дальнем конце коридора первого этажа.

— У неё параноидальная шизофрения и деменция. Когда отец пропал, болезнь стала прогрессировать. Последняя ремиссия была четыре года назад. Сейчас она живёт в своём мире и не узнаёт меня, — предупредил меня Браунинг, поднявшись на три ступени выше.

Я вздохнула, пытаясь унять жар, охвативший вдруг мои лёгкие. Дэмиан сказал это так, словно прочёл аналитическую сводку. На самом деле ему было чертовски больно, я ощутила это в полной мере.

Поднявшись на третий этаж, мы остановились возле массивной чёрной двери с номером двадцать три. Прежде чем сунуть ключ в замочную скважину, Дэмиан трижды постучал по полотну. Предупредил.

— С ней живёт сиделка, — пояснил он. Замок захрустел, словно перемалываемые кости, Дэмиан дёрнул ручку вниз. Из приоткрытой щели пахнуло кислым запахом лекарств. Перехватив пакет другой рукой, он повернулся ко мне.

— Ты можешь уйти, если захочешь.

— Только если ты этого хочешь.

Мы смотрели друг другу в глаза долго, непозволительно долго. Я начинала тонуть. На меня падали стены и потолок, чёрная железная дверь, призванная сдерживать внутри умалишенного, стала гибкой, словно бумага. Я испугалась. Я боялась, что меня отвергнут. Ровно так же, как отвергала я. Я боялась, что мне снова сделают больно, что моя едва-едва зародившаяся привязанность изорвётся в клочья, потому что ни он, ни я совсем не знали друг друга. Не знали, где безопасно, а где колючая проволока и минное поле. Я рисковала, он рисковал.

Не отводя от меня взгляда, Дэмиан, сделал шаг в сторону, пропуская меня вперёд. В глубину своей души.

— Добрый день, Дэмиан.

Навстречу нам вышла полная пожилая женщина.

— Добрый, Иза — откликнулся он. — Это Флоренс.

Сиделка кивнула, бросив на меня короткий оценивающий взгляд.

— Как она? — спросил Дэмиан, передавая ей пакет с лекарствами.

— Без изменений, — Иза пожала плечами и скрылась в дальнем помещении, скорее всего, на кухне.

Я огляделась. В прихожей и коридоре было мало света: лампы здесь не горели, на стенах были мрачные обои — тёмно-коричневые с золотом цветы на мшисто-зелёном фоне. Резная вешалка для пальто и зеркало в тяжёлой серебристой раме были отголосками прошлой, обеспеченной жизни, которая угасла и покрылась пылью после смерти главы семьи. Камерный дух дома, усыхающий, истончающийся достаток создавали ощущение искусственности, необжитости.

— Ты не живёшь здесь? — предположила я, не заметив мужских вещей.

— Нет, я съехал на последнем курсе Академии.

Когда потерял всякую надежду, додумала про себя я.

Он помог мне снять плащ, повесил на вешалку своё пальто и разулся. Я сделала тоже самое. По коридору до крайней, противоположной кухне комнаты стелился мягкий ковёр, причудливый орнамент с лёгкой зелёнцой, гармонично сочетался с цветом стен. На них я заметила несколько фотографий в массивных деревянных рамах: молодая женщина и мужчина в военной форме, мужчина на фоне вертолёта, маленький мальчик с самолётом из мелкого конструктора. Мальчик был обстрижен налысо, левую часть его головы пересекал шрам от трепанации. Семья в полном составе в парке «Оазис»: печально улыбающийся отец держал мальчика на руках, печально улыбающаяся мать держала детский костыль…

Дэмиан легонько постучал в дверь, повернул ручку.

Миссис Браунинг была в простом голубом платье с круглым воротником, такой фасон был старомоден, но вряд ли Шарлотта Браунинг выходила из дому. Дэмиан был похож на неё: такой же высокий, худощавый и остроскулый. Я не могла определить её возраст, миссис Браунинг выглядела моложаво. И совершенно нормально, если бы не одно но: она сидела в кресле и держала в руках книгу. Вверх ногами.

— Мама?

Она подняла на него глаза. Её лицо не показывало признаков болезни, взгляд был цепким и осмысленным.

— Эмиль? — с надеждой спросила она, по-детски сведя брови домиком и глядя на него снизу вверх.

— Дэмиан, — поправил её Браунинг.

И вдруг всё изменилось: её лицо осунулось, глаза помутнели и устремились в пол, сквозь книгу.

— Мама, это Флоренс.

Но миссис Браунинг перестала реагировать. Она замерла, словно статуя, и мне вдруг стало не по себе. Мне показалось, что ей прямо сейчас необходима помощь.

— Это нормально, — заметив моё замешательство, поспешил объясниться Дэмиан.

— Почему Эмиль? — шёпотом спросила я, встав у него за плечом.

— Шептать необязательно. Она сейчас не воспринимает внешние раздражители, — Дэмиан обернулся ко мне и подбодрил меня лёгкой улыбкой. Улыбаться ему сейчас хотелось меньше всего, я была уверена в этом.

Он подошёл к туалетному столику и указал пальцем на маленькую коробочку, на крышке которой золотой вязью было выведено это имя. Это была урна для праха, очень маленькая.

— Здесь часть останков моего брата. Отец каким-то образом сумел спасти их от уничтожения и обеззаразить. Оставил, как память. Что нас должно было быть двое.

Эмиль и Дэмиан Браунинг. Если бы их мать не совершила в ту ночь непоправимое, их было бы двое. И ни одному из них, вероятнее всего, не пришлось бы пройти через все те ужасы, запечатленные на фотографиях в массивных деревянных рамах. Или всё же пришлось — многоплодные беременности в наше время нередко заканчивались рождением только одного из близнецов. Или никого вообще, если второй плод погибал гораздо раньше срока родов и отравлял среду продуктами разложения.

— Не знаю, почему она упорно называет меня так. Психиатр говорил, что, возможно, это вина.