День ангела
Шрифт:
И рано или поздно настает момент, когда все или хотя бы большинство понимают наконец очевидное. Чтобы получить от разумного существа настоящую отдачу, обществу необходимо, чтобы это разумное было счастливым. Иначе двигаться дальше нельзя.
Для чего ангелы тратят свои силы, время и немалые даже по меркам могучей космической цивилизации средства? Глупый вопрос. Просто глупый.
Я усмехаюсь. Разумная жизнь высшая ценность во Вселенной. Даже "зеленые" понимают это. Только понимают по своему.
Можно взять на воспитание
Я чувствую, как во мне медленно, но неотвратимо выкристаллизовывается, твердеет решение. Да, ребята. Не всем в жизни удается сеять разумное, доброе и вечное. Должен же ктото и полоть.
Однако пора спать. Завтра я дежурный по кухне, дед Иваныч вернется только к обеду. Ишь ты, "кухонный мужик им не нужен…". Вот останетесь все голодными, тогда посмотрим!
…
Солнце бьет в цветные стекла витражей так, будто хочет их расплавить. И все пространство трапезной старинного скита залито этим ярким, радостным светом. Но даже этот солнечный свет не идет ни в какое сравнение с тем, что у меня внутри.
Мы сидим за столом. Весь персонал базы, люди и ангелы. На этот раз собрались все, бросив свои дела, такие нужные и важные.
Прямо напротив меня сидит папа Уэф. Сидит неподвижно, слегка распустив крылья жарко сегодня как статуя, полузакрыв свои фиолетовые глаза. В руках у него мелькают, переливаются забавные стеклянные зверюшки четки.
Чуть левее меня сидит Геннадий. Сегодня он не очень похож на дипломата пиджака нет, рукава белоснежной рубашки закатаны по локоть, воротник расстегнут. И галстука нет неслыханно! В руках он вертит чайную ложечку, за неимением четок.
Справа сидит КоляХруст. Пестрая гавайка, летние брюки. Из нагрудного кармана высовываются черные пластиковые очки. И голова бритая. Отъявленный рэкет. А руки на столе, сцеплены в замок. Это правильно если Коля начнет гнуть ложки… где набраться?
А в самом углу неподвижно сидит дед Иваныч. Губы чуть шевелятся в бороде. Молится.
И только мамы Маши нет за столом. Она там. Сейчас идет процесс пробуждения моей Ирочки. Нет, не так рождения заново. Это уже ее третье рождение.
Я судорожно сжимаю в обеих руках кружку с молоком. Или нет, с остывшим чаем… Я мог бы прочитать в голове мамы Маши, что творится сейчас там, в недрах удивительной машины со странным названием "витализатор", но я не буду этого делать. И не то чтобы боюсь… Но на этот раз мама Маша была непреклонна туриста в трюм, иначе я не дам ей нормально работать своими дикими необузданными эмоциями.
Я ощущаю на себе взгляды. Я ощущаю эмоции и мысли. Дружелюбные, понимающие, ничуть не насмешливые. Все рады за меня. Нет, не так все рады за нас с ней. И даже не так все просто ужасно рады, за нас всех рады… И все волнуются. Да когда же, наконец!
"Все, Рома. Теперь можешь войти. Всем прочим подождете. Уэф, извини, ты тоже подожди"
Я срываюсь с места, едва не своротив тяжеленную дубовую лавку. Люки едва успевают исчезать передо мной. В голове гудит вроде я опять ударился? Какая ерунда!
В обширной комнате неподвижно висят в воздухе, ни на что не опираясь, три громадных мыльницы. И ничего похожего на саркофаг. В саркофаге покоятся мертвые. В витализаторе мертвые оживают.
Мама Маша стоит возле крайнего аппарата, колдуя над висящим в воздухе изображением виртуальный дисплей… Крышка витализатора, дрогнув, медленно всплывает вверх.
Вот странно досюда я пролетел птичкой, а теперь… Ноги весят минимум тонну каждая. Шаг… Еще шаг. Еще.
Она лежит на спине, мокрая, блестящая. Ее глаза закрыты, но она дышит, глубоко и ровно. Дышит! Она живая!
Щупальца фиксаторов, удерживающие ее, исчезают, извиваясь, как змеи. Ирочка беспокойно завозилась и открыла глаза. Яркосиние, сияющие.
– Рома…
Она вдруг садится, ошеломленно озираясь вокруг.
– Мама? Чтото не получилось? Мне приснился удивительный сон… Будто все получилось, и я уже стала человеком…
Она встречает мой взгляд и осекается. Маленькая моя…
Я тянусь к ней, руками вынимаю из ванны витализатора, и она тянется ко мне, обхватывает меня руками, ногами. Двадцать пальчиков, способных шутя колоть орехи, вцепляются в меня мертвой хваткой. Громадные мокрые крылья разворачиваются, обхватывают меня, накрывают…
"Я люблю тебя"
Чья это мысль моя или ее? Да какая разница! Это наша мысль.
Все пространство Вселенной занимают ее глаза, и я ощущаю на своих губах вкус крови. Больно? Какие мелочи…
Белоснежный ковер искрится мириадами разноцветных огоньков. И потолок, обычно молочнобелый, с легкой голубизной, сейчас сверкает всеми цветами радуги Кио постарался. И в довершение к этому в окна бьет неистовое летнее солнце.
Мы все стоим, разбившись на две группы. Четверо Уэф, мама Маша, я и Ирочка. Напротив все остальные.
– Друзья мои на сей раз Уэф говорит звенящим, могучим, торжественным голосом, от которого чуть вибрируют сами стены моя дочь вернулась. Вернулась к прежнему облику. Вернулась к жизни. И вернулась она благодаря ему, вот этому человеку.
Они вдруг все разом встают на одно колено. Все, кроме Ирочки, которая цепко держит меня за руку.
– Мы рады видеть вас обоих, живая легенда будущего.
Репетировали они, что ли?
– На этом торжественную часть считаю закрытой.
Словно плотина прорвалась. Хлопают крылья, меня по плечам хлопают руки всех размеров, от детских до могучей лапы КолиХруста. Хохочет Геннадий, утратив весь свой дипломатический лоск. Ирочка визжит, повиснув на деде Иваныче, а тот только утробно хрюкает от избытка чувств.