День Астарты
Шрифт:
— Я больше не буду, честное-честное слово! — сказала она тоном маленькой девочки, которую мама застукала за сомнительными экспериментами с горючим и спичками.
Микеле снова почесал ей спину, на этот раз вдоль позвоночника.
— Это не порицание, а предисловие, — пояснил он, — Я очень хорошо знаю, как ты себя ведешь, выскочив из капкана. Если бы ты налакалась шнапса, или если бы ты вдруг потащила нас всех на какой-нибудь гала-концерт на Самоа или на Фиджи, то я бы ни капли не удивился. Но тут другое. А значит…
— А значит? — вопросительно повторила за ним Чубби.
— …
Чубби взвесила в руке ковшик, черпнула воды из бака, и плеснула на плиту. Раздалось громкое шипение, и комнатка наполнилась полупрозрачной завесой горячего пара.
— Микки, — задумчиво произнесла она, — Большой пушистый Микки, который хочет все знать. Самый любимый, самый чудесный, самый уютный Микки, который, из-за моих служебных дел, все время влипает в истории…
— У тебя теперь нет служебных дел, — заметил он, — А если кто-то в правительстве или в военных структурах думает иначе, то я добьюсь, чтобы суд закатал его на каторгу еще дальше, чем Журо и Андерса. На какой-нибудь плавучий трэшер в самой жопе нашего океана. И не на полтора года, а на десять. Я слышал: из спецслужб не уходят, но это не про тебя. Я говорю вполне серьезно, и про суд, и про трэшер. За мной не заржавеет.
— Микки, это другое, клянусь Фреей!
— Что — другое?
— Вообще, другое, — ответила она, — Настолько другое, что даже ты, со своей огромной умной головой, вряд ли сможешь это вообразить. Я вот не могу, и не знаю, кто может.
— Это уже переходит все границы! — возмутился Микеле, — Я не знаю, кто и что может вообразить, зато я знаю, что у любой такой херни есть конкретный автор. Он должен сидеть со своими великими идеями на трэшере, в куче говна! И он будет там сидеть!
— Дался тебе этот трэшер… Микки, пожалуйста, не лезь в это!
— Я уже в это влез! Я в этом по уши! Даже наши девчонки в этом по уши! И даже их бойфренды! И все крутится вокруг одного вопроса: что произойдет с Тлалоком при взрыве пакета L-bomb до ста гигатонн в тротиловом эквиваленте? Это тот вопрос, от которого Мелло Соарош элегантно ушел на суде, когда речь зашла об астероидном оружии. Я по его глазам видел: он знает настоящий ответ. И ты, любимая, тоже его знаешь. Твой телескоп отслеживал что-то на Тлалоке, а я, по твоей просьбе, летал в Аотеароа, на Рауль, и делал конспект доклада Роквелла о модели астероидной зимы. Отправлять эксперта INDEMI было нельзя. Секретность. Лаполо не понял бы в этом докладе ни строчки, поэтому он изображал художника-футуриста в парке, а я за него работал. Это называется: «юзать в темную». А теперь, ты говоришь: не лезь.
— Уф! — выдохнула Чубби, — Ты что-то путаешь. Та конференция прошла в середине февраля, когда Жерар Лаполо еще был вне игры.
Микеле улыбнулся и слегка похлопал ее по попе.
— Нет, любовь моя, это ты что-то путаешь. Или, что скорее всего, тебе просто забыли сообщить. Это обычный стиль для спецслужбы,
— Не в этом случае, — возразила она, — Я видела реестр допуска, и Лаполо там не было.
— Вот как? А персонаж по имени Дако Парадино там был?
— Тоже не было. А кто это?
— Это артистический псевдоним Лаполо в Аотеароа — Новой Зеландии. А тебе достался урезанный экземпляр реестра. Полный реестр, как выражаются на безобразном сленге спецслужб, это «информация не твоего уровня». Такие дела. Интересно, что еще тебе забыли сообщить твои бывшие коллеги? И какая доля вранья в том, что они не забыли тебе сообщить? Может быть, все вообще обстоит иначе, чем тебе кажется?
Чубби задумалась на пару секунд, а потом энергично покрутила головой.
— Нет, Микеле. Нет. Все не может обстоять иначе, потому что… Joder! Я не могу это объяснить. Если бы ты знал содержание проекта, ты бы понял.
— Ах, вот оно что! — сказал он, — Значит, проект устроен так, что этапы его реализации можно проследить объективно… Если знаешь, когда и куда смотреть. Я прав?
— Ми-ке-ле, — негромко пропела она, — Ты самый-самый любимый! Давай, мы не будем говорить об этом сейчас? Я устала, перегрелась, проголодалась… В общем, давай мы сейчас поплывем домой и пообедаем… Или поужинаем… А потом поговорим, ладно?
— Чубби, скажи честно, ты хочешь отложить этот разговор, или хочешь избежать его вообще? Если второе, то я больше не буду на тебя давить, и попробую сам…
— Первое, — перебила она, — Первое, а не второе. Просто, мне надо немного подумать.
92
Дата/Время: 30.03.24 года Хартии. Раннее утро.
Хитивао, болота Мберамо, озеро Додом.
В рассветных сумерках, огромный птеродактиль возник над кромкой низкорослого заболоченного леса, как серая тень в полупрозрачном тумане, как призрак, как мираж порожденный чрезмерным увлечением марихуаной. Две пары крыльев равномерно и мощно работали в противофазе: передние — задние, передние — задние, как будто по единой летательной перепонке назад пробегали крутые волны. Секунду — другую, он выбирал место для посадки, а затем, почти остановился в воздухе и резко увеличил частоту взмахов (послышался звонкий шелест, как от листа кровельного железа под сильным ветром). Вертикальное снижение на последние 5 метров — и касание грунта. Крылья сложились. Борт фюзеляжа откинулся вверх, и Лаго крикнул изнутри:
— Клубничный джем, сливочное мороженое, свежие булочки с кремом!
— …И две свиньи, — добавила Йи, соскакивая на землю, — Птеродактиль их утащил.
Эта совсем юная девушка из племени татутату, несмотря на весьма невысокий рост (характерный для аэта-андаманской расы), обладала удивительно-гармоничным телосложением, возможным только у человека, с раннего детства приучившегося к разнообразным движениям, связанным с промыслом в условиях дикой природы. Превосходно тренированные мпулуанские коммандос казались рядом с ней слегка неуклюжими, и (как ни странно) довольно светлокожими. У татутату кожа была не шоколадного, а почти антрацитового цвета.