День ботаника
Шрифт:
– По декадам? Это как?
– Десятидневки. Восемь дней работы, два отдыха. Сегодня первый день декады.
Абитуриент повертел визитку в пальцах.
– И что мне надо будет делать?
Юность, как всегда, тороплива, вздохнул про себя секретарь. Зарплата, режим работы – это их не заботит. Другое дело – задачи, опасности, желательно, смертельные.
– Вот возьмут и узнаешь. Да, и напиши заявление – Университет выдаст тебе в счёт будущей стипендии небольшой аванс.
– Но я могу не набрать балл, достаточный для получения стипендии…
– А для
– Но меня никто не обучал…
– Обучат. И не забудь сдать анализ крови, без него тебя дальше вестибюля не выпустят.
Молодой человек сгрёб со стола бумаги и заспешил к двери. Секретарь проводил его взглядом и отогнал от себя вопрос, не дававший покоя уже третий день: зачем его старинному приятелю и однокашнику, ныне проректору сколковского филиала МГУ понадобилось, чтобы этот абитуриент попал именно в лабораторию экспериментальной микологии?
Даже с закрытыми глазами можно было с лёгкостью определить направление на набережную Водоотводного канала – по незримому, но убийственно реальному потоку удушающей, злобной энергии, хлещущей со стороны Чернолеса. Оттуда и приходят шипомордники – перебираются по Калинову, некогда Лужкову мосту. Ни одна самая отмороженная тварь не рискнёт сунуться в воду у берега Болотного острова – в момент одни косточки останутся…
Сергей повернулся к чёрному напору спиной и зашагал по Лаврушинскому переулку, мимо кирпичных тумб, соединённых проржавевшей фигурной решёткой.
Сквер на углу Ордынского тупика оккупировали великанские грабы. Их кроны смыкались высоко над крышами – на глаз в этих гигантах было метров по семьдесят.
Петюня, как выяснилось, и не думал паниковать. Он сидел на поваленной колонне, оставшейся от какого-то памятника, и дымил самокруткой. Серый ослик, постоянный спутник челнока в его коммерческих рейсах по Лесу, меланхолически пощипывал ползучую травку, которым была оплетена голова, венчающая колонну. Приметная такая голова: худое, измождённое лицо со впалыми щеками и скорбно изломанным разрезом рта. Её, как и саму колонну, покрывала густая зелёная патина.
– Ты бы за животиной приглядывал… – посоветовал Сергей. – Не ровён час, потравится. Чернолес в двух шагах, хрен его знает, что оттуда ветром надует?
– Не… – лениво отозвался челнок. Он погасил бычок о нос памятника и спрятал в кисет. – Скотина умная, знает, что можно жрать, а что – нельзя. Да и желудок лужёный, проволочный вьюн, и тот переваривает. Где твой ящик-то, приволок?
– Нет ящика… – вздохнул Сергей. – Не понадобился, прямо там и бросил.
– Жаль. – посочувствовал Петюня. – Выходит, зря его пёрли? Ну да, на нет и суда нет, на обратном пути легче будет.
Ящик, которым интересовался напарник, плоская дубовая коробка метр на метр с четвертью, на латунных петлях, с замками и кожаными уплотнениями, предназначался для другого заказа. Ради него Сергей и пригласил челнока с осликом – не тащить же на себе увесистый и крайне неудобный груз?
– Бич, ты в курсах, что у тебя щека порвана?
Сергей провёл пальцами по лицу.
– Шипомордник зацепил. Надо же, я и не заметил…
Петюня охнул и полез в кармашек своего рюкзака.
– Давай обработаю, а то, мало ли какая зараза?
Он откупорил стеклянную баночку, зачерпнул пальцем зелёную, сильно пахнущую травами смесь и стал накладывать её на пораненную щёку. Сергей зашипел – смесь жгла.
– Во-от, сейчас заклеим – и ладненько. Где тебя угораздило, с шипомордниками? Руку-то убери! Как ребёнок, право слово!
Егерь поспешно отдёрнул пальцы от пластыря.
– Внутри, в вестибюле галереи. Кстати, пора отсюда валить – как бы они нам на хвост не сели.
Шипомордники по своей природе не способны смирится с поражением. Уцелевшие твари разбредутся по одной, но далеко не уйдут – каждая отыщет другую стаю, и после приветственного ритуала, состоящего из немелодичных трелей, прыжков и подёргиваний хвостами, поведёт их по следам обидчика. И горе тому, если он не успеет уйти достаточно далеко: часа не пройдёт, как на хвосте повиснет десятка полтора голодных – шипомордники всегда голодны! – чернолесских гадин.
Челнок встревожился.
– Валим, конечно! Иди сюда, Мойша, подпругу подтяну…
В своё время, узнав, как Петюня зовёт своего длинноухого напарника, Сергей заподозрил челнока в антисемитизме. Выяснилось, однако, что имя дано в честь ослика из старого мультика про Алёшу Поповича. Звали мультяшного ослика, разумеется, «Моисей» – в честь библейского пророка.
Ослик Мойша, услыхав своё имя, оторвался от трапезы и повернулся к егерю. В выпуклых глазах читался немой укор: «Не мог подольше погулять, не видишь – кушаю!?»
Петюня обитал в Лесу с первых дней, и оставалось лишь удивляться, как десятилетний пацанёнок сумел в одиночку выжить в безумном хаосе Зелёного Прилива. А ведь выжил, вырос и даже занятие нашёл в самый раз для одиночки: стал одним из бродячих торговцев, называемых, по старой московской привычке «челноками». С егерем он был знаком давно и не раз оказывал ему подобные услуги.
– Бич, а правда, что стая, когда потеряет след, съедает проводника?
– Откуда ты это взял? – Сергей удивлённо поднял брови. – Ты ж, клык на холодец, живого шипомордника в глаза не видел!
– Уберёг бог! – челнок сплюнул и мелко перекрестился. Он, как и большинство лесовиков, имел своеобразные представления о религии, но суеверен был до крайности. – Один человек с Большого Болота рассказывал. Постоят мол, пощёлкают, а потом набрасываются на чужака и рвут в клочки.
«Большим Болотом» в Лесу называли обширные заболоченные территории к северу от ВДНХ.
– Байки всё это. Откуда болотным жителям знать повадки шипомордников? Их не то, что в тех краях – за рекой-то ни разу не встречали.