День джихада
Шрифт:
Полуян улыбнулся:
— Ладно, показывай.
Резванов открыл первую папку, вынул из нее несколько листков, положил на стол. Полуян придвинул их к себе и стал читать.
"Совершенно секретно. Экз. 2.
Обзор сведений по обстановке в районе действий бандформирований.
Агентурный источник «Терек» доносит, что полевой командир Казбек Цокаев готовит группу боевиков для налета на поселок Виноградный.
Источник «Артист» докладывает о возможной диверсии отряда полевого командира Байгиева. Планируется взрыв дамб на реке Новый Терек в районе рыбозавода…"
— Прочитал? Теперь взгляни на радиоперехваты. — Резванов
" 14.40. Неустановленная рация в районе Джугурты.
— Я, «Азат». Как слышишь, «Тухчар»?
— «Азат», я «Тухчар». Слышу хорошо. Прошу иметь в виду, Мазлак мы скоро пощупаем.
— «Тухчар», тебя понял. Это хорошая новость для наших. Желаем успеха"…
Дальше Полуян не стал читать все. Переговоры, засеченные слухачами из военной разведки, были однообразными: фиксировался обмен текущей информацией между различными группами боевиков и их штабами. Назывались незнакомые точки, где предстояли операции групп и отрядов. Но это ничего не давало человеку несведущему, впервые взявшему в руки подобные сообщения. Чтобы оценить их пользу или бесполезность нужно следить за обстановкой и перемещениями отрядов — каждый день в течение долгого времени.
— Позывные имеют какой-то смысл? — Полуяна заинтересовали кодированные названия тех, кто вел разговоры в эфире.
— Да, конечно. Назвать?
— Если можно.
— «Азат» — по-чеченски означает освобождение. А «Тухчар» — название населенного пункта на востоке Чечни. — «Мазлак» — это Моздок… А вот еще одна бумага. Всю ее читать тебе незачем, но с тем, что я покажу, можешь ознакомиться.
Резванов положил на стол стандартный лист машинописного текста. Сверху, где обычно имеется «шапка», позволяющая узнать, кто составлял документ, кому предназначен и какова степень его секретности, скрепками была подколота бумажка, закрывавшая текст, так называемая «маска».
— Руками не трогай.
Полуян понял, Резванов боится, что маска может стронуться с места. Не прикасаясь к бумаге, стал читать.
"Анализируя сведения, собранные техническими и оперативными методами, считаем возможным предположить развитие событий на ближайшее время в следующих направлениях.
Материалы радиоперехвата однозначно позволяют утверждать об усилении активности боевиков в районе урочища Тангичу и Бакин. Здесь происходит перегруппировка отдельных отрядов. Можно ожидать стягивания больших сил Берсаева на маршрутах предполагаемого выдвижения в район действий колонны особого полка федеральных войск.
Разведана новая база боевиков в развалинах Магусты. Состав до 150 человек. Имеются инструкторы из Пакистана и Афганистана. Эта группа уже провела успешную операцию против колонны 245-го полка.
Активизируются группы боевиков, предназначенные для рейдов на территориях Ставропольского края и Дагестана. Однако в данное время проведение теракции ими маловероятно. Тем не менее, следует соблюдать меры особой предосторожности в районах Виноградное, Серноводское, Русское, Октябрьское, Новогагатали.
Данное сообщение просим рассматривать как предупреждение".
— Прочитал? Что скажешь теперь?
Подняв глаза, Полуян взглянул на Резванова. Тот сидел, устало положив руки на колени. Лицо его с выпиравшими скулами было обветрено до цвета кофе. Он, видимо, просыпался рано, брился электробритвой, которая, как плохой комбайн, оставляла огрехи — на подбородке в двух местах торчали кустики несрезанной щетины.
Заметил Полуян и мозоль на сгибе указательного пальца правой руки майора, походившую на фасолину, а снаружи на костяшке чернела ссадина. Это от частого пользования автоматом. Спусковой крючок натирает мозоль, а костяшку травмирует спусковая скоба. Однако спрашивать, часто ли Резванов бывает в зоне боевых действий, Полуян счел неудобным.
— Не скажу ничего, майор, — ответил он задумчиво. — Ты тут плаваешь, — хотел сказать «в луже», но подумал, что обижать его не стоит, — плаваешь в море информации, а я лишь потрогал с самого краешка. Но времени вы зря не теряете, хоть так…
— Но ты можешь критически оценить то, что скажу я?
Полуян грустно улыбнулся.
— Ты же умный человек, майор, и знаешь, — мы критически воспринимаем слова других. А вот себя критически оценивать не любил.
— Вот я тебе еще кое-что покажу. Резванов вынул из папки топографическую карту, склеенную из нескольких листов. Развернул, расстелил.
— Смотри сюда!
Полуян взглянул — карта была испещрена красными точками.
— Вижу.
— Теперь объясняю. Обобщив сообщения агентуры и данные армейской разведки, я отметил все места, которые назывались как возможные объекты атак террористов…
— Так, так…
Полуян уже с интересом начал рассматривать карту. Первым делом в глаза бросалось обилие красных точек. Они, как следы кори, запятнали бумагу. Сыпь располагалась неравномерно. В некоторых местах стояли рядом по две-три точки, в других их оказывалось по пять-шесть.
— За какой срок нанесены отметки?
— Я взял только последний месяц.
— Так, так…
Палец Полуяна вдруг остановился возле группы квадратиков, означавших населенный пункт «Ковыльная».
— А почему здесь ни одной отметки?
— Вот! И я о том же! — Резванов вскинулся и просиял. — Ты сразу заметил.
— Заметил, но пока не понял. — Полуян вопросительно поглядел на Резванова. — Почему здесь нет никаких твоих отметок?
— А ни в одном сообщении в течение месяца Ковыльная не упоминалась.
— Только Ковыльная?
— Еще Красноказачья и Горячий ключ.
Полуян нашел названные станицы. Они лежали более чем на сорок километров севернее Ковыльной. Три эти станицы вместе образовывали нечто похожее на равносторонний треугольник. При этом Ковыльная находилась в острие угла, обращенного к Чечне. Полуян встал.
— Я все понял, майор.
— Что именно?
— Ковыльную они берегут для удара. Все остальное — чистая «деза». Ну, «чехи»! Ну, молотки!
7
Казбек Цокаев получил от своего милиционера, Султана Тарамова, служившего двум хозяевам — одному за деньги, другому — за страх, сообщение о том, что батальон морской пехоты, который прибыл с Дальнего Востока, должен проследовать через урочище Черный ключ.
Казбек довольно ухмыльнулся: место ему было знакомо до последнего бугорка. На этом маршруте они уже однажды под командой Рахмана Мадуева ловко поймали русских. И дали такого шороху, что потом две недели подряд московское телевидение показывало обгоревшие коробки броневиков и трупы солдат, а военное начальство бессовестно врало, преуменьшая составленные потери. Пресса орала — шестьдесят убитых. Какой-то штабной генерал, потупив глаза, опровергал: не шестьдесят, а пятнадцать. Позже военные раскошелились: оказалось у них сорок восемь погибших! И только когда журналисты-очевидцы на пресс-конференции зажали самого военного министра, тот признал: все-таки не шестьдесят, а пятьдесят девять. Тут же добавив, обличая корреспондентов: «Ваша пресса, как всегда, завралась».