День джихада
Шрифт:
— Много. В первую очередь чту заповеди: «Всякая кривая короче прямой, на которой стоит начальник». "Не спеши выполнять приказание, ибо может последовать команда «Отставить!». «Ешь — потей, работай — мерзни, на ходу тихонько спи». «Лучше переесть, чем недоспать». Хватит с тебя?
Крепаков принялся грызть окаменевший сухарь.
— А как же про НЗ? — Лагутин был явно разочарован. — На этот счет что дед говорил?
— Про НЗ особенно много. Прежде всего: «Не оставляй на завтра то, что можешь съесть сегодня». Еще говорил, что НЗ, как неприкосновенный запас, — сплошная
Машина уже миновала урочище Черный ключ, о котором ходило так много пугающих разговоров. Морпехи своими глазами увидели следы недавней трагедии — сгоревшую технику под откосом у реки. Головин вспомнил, как Ахметов предложил проходить опасное место в пешем порядке, и подумал, что, будь Заки комбатом, им бы пришлось тащиться сейчас по кручам, сбивая ноги. А они, как известно, не казенные. И потом, страхи всегда пусты — два раза в одну воронку снаряд не попадает…
И когда эта мысль пришла к Головину, там, откуда они только что отъехали, с оглушающей силой рвануло. Трудно было понять — один ли то взрыв или несколько, слившихся вместе.
Эхо накрыло горы тягучим грохотом и покатилось по ущелью, умирая в каждом его разветвлении.
Головин дернулся, хотел что-то скомандовать, но не успел.
Два гранатомета ударили разом, круша и разрывая металл брони. Полоснули по десанту пулемет и автоматы, добивая в упор тех, что в армейском боевом уставе назывались головным дозором. Группа Казбека в плен никого брать не собирались.
Сокрушающий удар сбил с брони и расшвырял солдат по сторонам. Дальше всех улетел Крепаков. Он проломился через чащу кустов кизила, нависавших над дорогой, и тяжело хрястнулся в яму с осыпавшимися каменистыми краями. В ушах звенело. Тело потеряло чувствительность.
Отойдя от шока и с трудом выглянув из ямы, Крепак затаился. В десяти шагах от него за кустами раздавались выстрелы.
Два чеченца ходили между телами лежащих на земле солдат. Возле некоторых задерживались, добивали подававших признаки жизни.
В стороне чеченский командир громким голосом подал какую-то команду. Крепаков командира не видел, но слышал его голос и подумал, что этот человек наверняка большого роста и очень суровый. По разговорам и шагам за кустами он догадался, что чеченцы собрались отходить в лес.
Пошарив в комуфляже, Крепаков обнаружил гранату и судорожно зажал ее в кулаке. Однако у него даже мысли не возникло, что ее можно бросить туда, где собрались боевики. Одно дело, когда подобные штучки проделывают в кино, и совсем другое, когда то же самое предстоит сделать тебе.
Боевики неторопливо уходили. Проходя мимо тела лейтенанта Головина, каждый из них считал необходимым ударить ногой по лицу. И при каждом таком ударе Крепаков болезненно вздрагивал, но не мог отвести взгляда от ужасного зрелища. Кошмар притягивал.
Крепаков видел, как последний из боевиков, невысокий худенький парнишка с автоматом, воровато оглядывались, обшаривал карманы убитых. Несколько раз он вынимал оттуда что-то и прятал за пазуху. Обчистив карманы Лагутина, он снял с мертвой руки часы и надел их на свою. Поглядел, слегка отставив руку, и быстро нырнул в кусты, спеша догнать своих…
10
Все нехитрое книжное богатство капитана Чигирик состояло из нескольких томиков детективов и множества атласов. Хорошая карта была для Чигирика умным, и красноречивым собеседником.
Он не только легко запоминал названия незнакомых хребтов, гор, водных потоков, но и объемно представлял особенности рельефа, нарисованного горизонталями.
Первое, что бросилось в глаза Чигирику, когда в его руки попали полетные карты Чечни, — это обилие развалин аулов на юге республики. Топографы добросовестно фиксировали все молчаливые следы насилия и разгрома, издавна гулявшего на этой земле. Бывшие аулы тянулись вдоль горных рек, по долинам между хребтами, безмолвные, но сохранившие в ряде случаев названия чьих-то родовых гнезд. Париаул, Тарсенаул, Кирбаса, Галикорт, Дукархой, Геши… А сколько их было — безымянных, утерянных для истории горской цивилизации мест обитания, которых люди забыли вообще?
Оказавшись на земле, Чигирик ясно представлял, где находится и куда надо двигаться, чтобы уйти от опасных мест.
Хребет Аджук, как рука, положенная на тело земли пальцами на север, с двух сторон омывался реками Фортанга и Фаэтонка. Рождаясь в светлых ключах водораздела, по складкам между отрогами, в Фаэтонку сбегали звонкие речушки со странными для этих мест русскими названиями — Чугунка, Соленая, Дубовая, Камышовая. С противоположной стороны Фаэтонку поджимали крутые бока Амитинского хребта. По ним на запад тянулась узкая, в полном смысле горная дорога, начинавшаяся от аула Аршты. Несмотря на кажущиеся преимущества — все же дорога везде дорога: двигаться по ней крайне опасно.
Чигирик, тщательно взвесив все «за» и «против», решил идти на запад, минуя выбитые людьми тропы, тем самым застраховав себя от многих опасностей. Как он считал, самым сложным местом могла оказаться переправа через реку Асса, которую удобнее всего форсировать между селами Галашки и Мужичи. Затем должен последовать рывок в несколько горных километров — не более пятнадцати — и Северная Осетия.
Приняв решение, Чигирик сориентировался по солнцу и двинулся в долгий и опасный путь.
Опираясь на палку, он шел вдоль опушки букового леса, зорко поглядывая по сторонам. Оружия, кроме штатного «Макарова», у капитана не было.
Во время одной из таких остановок Чигирик заметил человека, лежавшего в чаще, довольно далеко от лесной дороги. Скорее всего, это был мертвый. Судя по форме — российский солдат. Он неудобно лежал на правом боку, навалившись на камень. Однако Несколько минут наблюдения позволили выяснить, что солдат жив. Просто он спал тем сном, который называют мертвецким. И даже муравей, растерянно мыкавшийся по щеке человека, не доставлял ему беспокойства.
Чигирик прислушался. Кругом было тихо. Только далеко в стороне обстукивал дерево дятел.