День гнева (Недобрый день)
Шрифт:
— Это посланники королевы Моргаузы, мама. — В голосе его звучало приятное сознание собственной важности, даже ликованье. — Они явились, чтобы просить меня явиться во дворец. Я должен идти прямо сейчас. Сама королева желает меня видеть.
Впечатление, какое произвели на Сулу эти его слова, изумило его самого. Его мать, которая была на полдороге к его постели, застыла как вкопанная, опершись одной рукой о стол, словно упала бы без такой поддержки. Пестик выпал из ее руки и со стуком покатился по полу, где с кудахтаньем к нему кинулись курицы. Сула, казалось, этого не заметила. В дымном свете, лившемся в дверной проем хижины, ее лицо стало как будто землистым.
— Королева Моргауза? Послала
Мордред уставился на нее во все глаза.
— Так скоро? Что ты хочешь сказать, мама? Тебе кто-то рассказал о том, что случилось вчера?
— Нет, нет, ничего, это я просто так сказала. — Сула пыталась справиться с собой, голос у нее дрожал. — А что случилось вчера?
— Совсем пустяк. Я копал торф на утесе и тут услышал крик со скалы внизу. Там был молодой принц, Гавейн. Знаешь, старший из королевиных сыновей. Он до половины спустился по скале, пытался добраться до гнезда соколят. Он повредил ногу, и мне пришлось отвязать с волокуши веревку и помочь ему забраться наверх. Вот и все. Я даже не знал, кто он, это потом он мне сказал. Он сказал, его мать наградит меня, но я не думал, что это вот так произойдет, во всяком случае, не так скоро. Я не сказал тебе вчера, потому что хотел преподнести тебе сюрприз. Я думал, ты будешь рада.
— Рада, разумеется, я рада! — Она судорожно вздохнула, выпрямилась, опираясь о стол. Пальцы ее, сжимавшие доску, подрагивали. Заметив, что мальчик удивленно смотрит на нее во все глаза, она попыталась выдавить улыбку. — Это прекрасная новость, сын. Твой отец будет очень тобой доволен. Не удивлюсь, если она… если она наградит тебя серебром. Она прекрасная госпожа, наша королева Моргауза, и щедрая с теми, кто ей угоден.
— Я бы не сказал, что ты рада. Ты кажешься напуганной. — Он медленно вернулся в комнату. — У тебя больной вид, мама. Посмотри, ты уронила свою палку. Вот она. Присядь. Не тревожься, я сам найду тунику. А ожерелье ведь там же, где и она? В сундуке? Я сам все достану. Присядь же.
Осторожно приобняв мать за плечи, он усадил ее на табурет. Стоя перед ней, он был выше ее ростом. Вдруг она словно разом оправилась. Спина ее распрямилась. Обеими руками она схватила мальчика за локти, притянула к себе. Ее глаза, покрасневшие от долгих часов работы возле чадящего торфяного очага, всматривались в него с силой и напряженностью, от которых ему стало не по себе и захотелось отодвинуться.
— Послушай, сынок, — заговорила она тихим напряженным шепотом. — Это великий день для тебя, редко когда выпадает такая удача. Кто знает, что из этого выйдет? Милость королевы может обернуться большим счастьем… Но она может обернуться и еще большей бедой. Ты еще молод, что ты можешь знать о великих мира сего и об их обычаях? Я сама мало что знаю, но я кое-что знаю о жизни и одно скажу тебе, Мордред. Всегда держи язык за зубами. Никогда не повторяй того, что услышишь. — Ее пальцы невольно сжали локти мальчика. — И никогда, никогда не говори никому ничего о том, что говорится здесь, у тебя дома.
— Ну, разумеется, нет! Да и с кем мне говорить? И какой интерес королеве или вообще хоть кому-то во дворце в том, что тут происходит? — Он неловко поерзал, и хватка ее ослабла. — Не тревожься, мама. Тебе нечего бояться. Я оказал королеве услугу, и если она такая чудесная госпожа, то чем еще это может для нас обернуться, если не благом? Послушай, теперь мне надо идти. Скажи отцу, что торф я нарежу завтра. И прибереги для меня что-нибудь на ужин, ладно? Я вернусь, как только смогу.
Для тех, кто видел Камелот и двор Верховного короля, или для тех людей, кто помнил, какой двор держала королева Моргауза в своем замке Дунпельдир, дворец на Оркнеях показался бы поистине убогим. Но в глазах мальчика из рыбацкой хижины он предстал великолепием превыше всякого воображенья.
Дворец стоял над кучкой небольших лачуг, из которых состоял главный город островов. Ниже города раскинулась гавань; два вытянувшихся в море близнеца-волнолома защищали глубоководную якорную стоянку, где с полной безопасностью могли пришвартоваться даже самые большие корабли. Волноломы, дома, дворец — все было построено из все тех же выглаженных ветрами и непогодой каменных плит. Из каменных плит были и крыши, которые неведомо как подняли наверх, а затем прикрыли толстой кровлей из торфа или стеблей вереска, проложив глубокие, венчающие карниз свесы, которые помогали отводить дождевую воду от дверей и стен. Меж домов пролегли узкие улочки словно крутые ущелья, мощенные все теми же плитами песчаника, что в изобилии поставляли окрестные скалы.
Главной постройкой дворца был огромный зал в самом центре пространства, огороженного стенами. Это был “общий” зал, где собирался двор, где давались пиры, выслушивались петиции и где по ночам спали многие придворные — знать, командиры королевиных отрядов и управляющие королевы. Зал состоял из большого вытянутого помещения, в которое выходили другие покои поменьше.
Вокруг зала простерся внутренний двор, где обитали слуги и солдаты королевы: спали в пристройках вдоль внешних стен и ели вокруг своих костров в самом дворе. За стены дворца вели единственные, они же главные, ворота, массивное сооружение, с обеих сторон охраняемое караульными помещениями.
На небольшом расстоянии от построек остального дворца и соединенное с ними длинным крытым переходом стояло сравнительно новое здание, известное как “королевины палаты”. Отстроено оно было по приказу самой Моргаузы, когда она только приехала сюда, на Оркнеи. Это было меньшее, но не менее величественной постройки строение, возведенное у самого края утеса, обрывавшегося в море. Стены его казались продолжением самой скалы, уступами поднимавшейся в небо из моря. Мало кто из придворных — только придворные дамы королевы, ее советники и ее фавориты — видел внутреннее убранство палат, но о его современном великолепии говорили с благоговеньем, и жители города в удивлении взирали на неслыханное новшество — большие окна, которые имелись даже в обращенных к морю стенах.
Прочь от берега и от города расстилалась равнина, поросшая чахлой травой, которую пасшиеся овцы объели до коротенького дерна; стражники и молодые люди использовали равнину как плац, где проходили учения с лошадьми и оружием. Часть конюшен, а также псарня и хлева для скотины располагались за стенами дворца, поскольку на островах не требовалось защиты иной, чем та, которую с трех сторон предоставляло море, а с четвертой, с юга — железная стена Артурова мира. Но несколько дальше по берегу, за плацем высились развалины грубо сложенной круглой башни, возведенной в незапамятные времена Древним народом и великолепно приспособленной и под дозорную башню, и под укрепленное убежище. Эту башню Моргауза, в памяти которой были еще свежи набеги саксов на малые королевства большой земли, велела до некоторой степени восстановить и привести в порядок. Здесь держали дозорных, высматривающих корабли с моря.
Здесь же помещалась темница. Башня со всем ее содержимым и выставленная у главных ворот дворца стража были неотъемлемыми атрибутами власти и великолепия, подобавших, на взгляд Моргаузы, ее королевскому достоинству. Если никакой иной пользы от башни и ее гарнизона нет, говаривала Моргауза, они помогают держать людей настороже и дают солдатам хотя бы толику ратного дела после учений, которые слишком быстро обращаются в развлечение, или избавляют от праздного времяпрепровождения во внутреннем дворе дворца.