День империи
Шрифт:
– А теперь неторопливо и подробно расскажите мне каков ваш план.
– Примерно в семи километрах к центру отсюда идёт сражение. Стороны примерно равны по силам, но если фаталоки и дальше с такой регулярностью будут получать подкрепления, боюсь у людей нет никаких шансов. Таких отрядов как мы в городе сотни и наша задача теперь - отлов и уничтожение всех тех кто вместо одежды носит на себе тяжёлую броню. Мы всего лишь песчинка в общем потоке сопротивления, но кто знает, может быть как раз эта песчинка и сможет перевесить весы победы.
– Кажется, я понимаю о чём вы. Компания психов и самоубийц - это как раз то, что мне сейчас больше
Виктор отошёл на несколько шагов в сторону и присел прямо на холодную и сырую землю. Последний раз в жизни побыть в одиночестве - похоже, это было единственной роскошью, которую он ещё мог себе позволить. Это же надо было так прожить свою жизнь, чтобы в итоге ты оказался совершенно никому не нужен. Как печально, тем более, что мне ещё нет и тридцати пяти лет. Он точьно знал, что не переживёт ближайшие несколько часов. Пошарив по карманам, он нашёл там свою записную книжку и огрызок карандаша. В темноте почти ничего не было видно, поэтому приходилось писать наугад. Он долго думал, прежде чем найти нужные слова. Вскоре они нашлись. Карандаш, одна за другой, начал выводить неровные буквы и на бумагу легко и непринуждённо легли первые строки.
Дорогая Сола. Какое счастье, если после моей смерти кто-нибудь сможет передать тебе это письмо. С тех пор как мы расстались, я почти всё время думаю только о тебе. Скоро меня уже не будет. Я вступаю в бой с людьми, для которых человеческая жизнь не стоит ничего. Прощай. Прощай и передай своему отцу, что я всё-таки решил сполна рассчитаться с государством за всё своё прошлое бессмысленное существование. Если умеешь - помолись за меня, а затем забудь обо мне раз и навсегда. Ты достойна кого-то кто гораздо лучше и порядочней чем я.
Я ухожу. Это неизбежно. Мне и так в последнее время слишком часто удавалось обманывать смерть. Так не может продолжаться бесконечно. Я это знаю. Только ни в коем случае не плачь, когда прочитаешь эти строки. Надейся на лучшее. В душе я верю, что где-то в следующей жизни и может быть на другой планете мы ещё обязательно встретимся, даже если для этого нам понадобиться ещё пройти в одиночку через миллионы долгих и мучительных лет.
Виктор дописал последние слова, вырвал листок и спрятал его в карман. Затем он просто долго и безразлично смотрел в пустоту, прежде чем краем уха не услышал как сзади к нему тихонько подошёл Биг Бэн и, опираясь на приклад автомата, уселся рядом.
– Ты боишься, парень?
– Нет. Разве что я боюсь прожить слишком долго и видеть как гибнет всё то, что мне когда-то было так дорого.
– Ты хочешь сказать, что для тебя в любом случае жизнь закончилась?
– А разве нет?- Виктор вдруг резко обернулся и посмотрел прямо в глаза этому странному человеку,- А что в таком случае движет тобой: жажда славы, памяти потомков или может быть офицерские погоны, лично врученные тебе каким-нибудь генералом сопротивления?
– Ты сильно ошибаешься. Слава, память и тем более офицерские погоны не достанутся мне никогда. Общество всегда считало меня своим врагом и ни один суд на Земле никогда не смог бы оправдать меня, даже если бы я сам освободил Центраполис и победил во всех битвах, которые только существуют. После всего того, что я когда-то сделал, для меня больше не имеет никакого смысла надеяться на какую-то благодарность со стороны своих соотечественников. Ты меня спросишь - зачем мне тогда вся эта война. Я просто верю, что если перед смертью я успею совершить достаточно добрых дел, успею уничтожить достаточно фаталоков и спасти тем самым достаточно человеческих жизней, то может быть когда я попаду в ад, там для меня будет хоть чуть-чуть попрохладней.
– Что же ты такого натворил за всю жизнь, что до сих пор не можешь искупить свою вину?
Правая ладонь Биг Бэна, словно это перед ним была любимая женщина, вдруг нежно погладила холодный и гладкий ствол автомата.
– Мне жаль, но это тема хорошо подходит для нескольких томов мемуаров или килограммов полицейских протоколов, но никак не для одного короткого разговора.
Больше они не проронили ни слова. Просто сидели, смотрели куда то вдаль, думали каждый о своём и молчали. Так в полной тишине прошло может быть около получаса и когда Виктор уже начал чувствовать, что его понемногу клонит ко сну, Биг Бэн вдруг резко вскочил и обернулся куда-то в сторону северной дороги.
– Они идут.
– Кто?
– Да уж точно не Санта Клаус со своими эльфами.
Виктор прислушался. Издали до него доносились странные звуки. Словно десятки огромных гидравлических молотков одновременно ударяли по наковальням. Шум от множества бегущих, металлических ног приближался. Вскоре можно было даже различить вибрацию, расходящуюся от них по земле. Группа фаталоков двигалась вперёд на огромной скорости, даже не сбиваясь со строевого шага.
Виктор быстро поднялся и ещё раз напоследок посмотрел на Биг Бэна. Он с самого начала мысленно сравнивал его с диким зверем, но если некоторое время назад это был дикий зверь, притаившийся в засаде, то теперь он весь ощетинился и был готов к схватке насмерть.
– Пришло время, малыш, узнать чего ты стоишь на самом деле.
Небольшой отряд людей в те мгновения был похож на осиный рой. Несколько переносных гренадёрских ракетных установок и ящик противотанковых гранат были разобраны в мгновение ока, но всё же настоящего оружия на всех просто не хватило. Многие бойцы, так же как и Виктор, были вооружены лишь железными ломами против самых совершенных машин для убийства, созданых чуждой, милитаризированной наукой. Но люди были полны решимости. Какой-то худощавый молодой парень со светлыми волосами забрался в кабину грузовика и прежде чем закрыть за собой дверцу улыбнулся и напоследок помахал рукой всем остальным.
– Прощайте, друзья. Я верю - победа будет за нами.
Перед самой атакой, дожидаясь пока враг подойдёт чуть поближе, все словно по приказу одновременно замерли. Они находились на достаточно высоком холме и сверху даже в темноте уже достаточно хорошо был виден строй, двигавшихся к Дворцу Правительства, фаталоков. В отличие от патрулей эти не осматривались по сторонам и не прислушивались к всевозможным подозрительным звукам. Они, похоже, слишком спешили, чтобы позволить себе такую непозволительную роскошь.
Это была группа из четырнадцати бронепехотинцев, выстроившихся в идеально прямую колонну. Поначалу Виктору сложно было представить себе, что каждый из фаталоков - это отдельная боевая единица. Слишком уж похожи они все были на единый и неделимый механизм, прочно скрученный и сваренный изнутри для большей прочности. Монотонный топот их шагов был уже совсем рядом. От ударов асфальт дрожал и трескался под их ногами, но даже сквозь весь этот грохот Виктор неожиданно сам для себя вдруг почувствовал как сильно теперь от нахлынувшего волнения бьётся в груди его живое человеческое сердце.