День, когда никто не умер
Шрифт:
Деревянный брус, которым она была заложена посередине, оказался толщиной в добрых два дюйма. Мы проползли под ним в комнату. Мой нос сообщил мне о присутствии мертвеца прежде, чем это сделали глаза. В мастерской стоял невыносимый смрад. Свежий воздух сюда не поступал, и дышать было совершенно нечем.
В одном конце комнаты находился вделанный в стену огромный камин. Он был полон золы — очевидно, какое-то время назад в нем бушевало свирепое пламя.
Перед камином, на облысевшем коврике, лежал мертвец.
— Боже мой, — сказал Баттерсли, —
Я подошел ближе и стал на колени у разлагающегося тела. Это был не ребенок. Это был карлик, ростом не больше четырех футов. Его убили, решил я, уже несколько дней назад. То, как это было сделано, не составило бы загадки и для десятилетнего. В голове карлика зияла безобразная дыра от пули. Кровь запеклась у него на виске, расплылась пятном на коврике и образовала извилистый ручеек на полу.
Баттерсли окликнул меня, подойдя к окну:
— Эй, сержант, а окошко-то и впрямь закрыто! И дверь заложена, как обещали. Что скажете?
Я встал. Осмотрел окно. Все верно — оно было заперто на шпингалет, а напротив, как и говорила Гарриет Мэнсфилд, была глухая стена соседнего дома. Я пожал плечами и принялся за осмотр комнаты.
Я не нашел ничего особенного, кроме свечного сала. Электрического света в мастерской не было. Зато была, наверное, целая сотня свечей. Свечное сало было повсюду. Им были заляпаны стол и каминная доска, пол и стены. Я заметил сальные пятна даже на входной двери.
Баттерсли сидел за дряхлым столом и проверял бумаги из ящиков.
— Нашел что-нибудь? — спросил я.
— Ничего интересного. Похоже, этого малого зовут Роберт Дейнтли. Он совладелец антикварной лавки на Гринич авеню. Вот вроде и все.
Я вздохнул и перевел взгляд с бруса поперек двери на закрытое окно.
— Здорово, — сказал я. — С удовольствием выложу все это Оллхофу. Ты подожди здесь, а я схожу позвоню — узнаю, какие будут инструкции.
Я спустился вниз и нашел на углу аптеку. Оттуда я позвонил Оллхофу и передал ему скудные сведения, которые нам удалось собрать. Потом, следуя его распоряжению, сообщил об убийстве в Отдел. А потом вернулся в мастерскую.
— Сейчас прибудет полиция, — сказал я. — Участковый тут подежурит. А нас Оллхоф посылает в антикварную лавку, переговорить с компаньоном этого Дейнтли.
Баттерсли кивнул. Он сделал точно то же самое, что несколько минут назад сделал я: перевел взгляд с деревянного бруса поперек двери на оконный шпингалет.
— Послушайте, сержант, как, черт побери…
— Не ломай себе голову, — прервал его я. — Пусть Оллхоф помучается. Я уже не один год жду, когда его посадят в лужу. И, похоже, я этого дождался.
Мы спустились по лестнице и зашагали по Гринич авеню. Через десять минут мы вошли в полумрак антикварной лавки, на витрине которой была надпись: «Дейнтли и Граймс». Мне сразу же бросился в глаза пузатый охранник, сидящий на стуле, который вполне мог быть антикварным. Во всяком случае, жить этому стулу осталось недолго. Охранник встал, пытаясь разглядеть нас в полутьме, увидел нашу форму и успокоился.
— Эй, мистер Граймс, — позвал он. — Тут к вам пришли.
Мистер Граймс возник из темноты в конце магазинчика. Он очень смахивал на крота. За толстыми стеклами его очков моргали близорукие голубые глаза. Он был почти лыс. Движения его были суетливыми, а зубы — явно вставными. Мистер Граймс, подумал я, вряд ли отличается стойкостью перед лицом житейских бурь. Я надеялся, что смерть партнера не совсем выбьет его из колеи.
— Да? — сказал он высоким писклявым голосом. — Что вам угодно? Могу вас уверить, что к нам в магазин никто не проникал. Мы…
— А где мистер Дейнтли? — спросил я.
Граймс мигнул и стал похож на беспомощную перепуганную курицу.
— Я и сам хотел бы это знать, — признался он. — Он уже несколько дней не показывается. Просто понять не могу, в чем дело. Я ведь…
— Он мертв, — сказал я, пристально наблюдая за тем, какую реакцию вызовут у него мои слова. — Убит.
Граймс издал легкий вскрик и заломил руки.
— О нет, — произнес он. — Я несколько раз ходил к нему домой, стучал в дверь, но никто не отзывался.
— Потому что хозяин был мертв, — объяснил я. — Как вы думаете, кто мог его убить?
Граймс покачал головой.
— Понятия не имею. У него и врагов-то не было. Видит Бог, и денег тоже.
— А как насчет вашего магазина? — спросил я. — Выгодное дело?
Граймс пожал плечами.
— На двоих выручаем долларов по восемьдесят в неделю — максимум по сто. Можете посмотреть записи. Да нет, конечно, Дейнтли жил небогато. Не было никакого смысла его убивать.
Мы немного пошарили в лавке. Охранник сидел, уткнув нос в программу скачек, а Граймс, заметно потрясенный известием о судьбе компаньона, сидел в виндзорском кресле и промокал лоб кружевным платочком, похожим на дамский.
Вскоре мы покинули магазин и вернулись в квартиру Оллхофа. Когда мы вошли, наш начальник трубно сморкался. Отняв от лица платок, он сразу ухватился за чашку с кофе.
— Ну? — требовательно спросил он.
— Ничего, — ответил я. — Все, что сказала девушка, было правдой. Дверь заложена деревянным брусом. Окно заперто. Совершенно непонятно, как убийца мог оттуда выйти. Граймс, компаньон Дейнтли, — нервная старая баба. Я уверен, что он ни при чем.
— Мне плевать, в чем ты уверен, — сердито оборвал меня Оллхоф. — Ты мне факты давай. Выкладывай все подробности, которые тебе удалось удержать в своей дырявой голове. А ты, Баттерсли, слушай и поправляй. Ну, начали.
Он взял карандаш и занес его над блокнотом, а я приступил к рассказу. Пока я рассказывал, он сделал две-три записи. Когда я закончил, он хрюкнул и снова налил в чашку кофе.
Баттерсли встал из-за своего стола и, блестя глазами, подошел к Оллхофу.
— Инспектор, — произнес он, — у меня родилась гипотеза.