День, когда приходит ночь

Вознесенская Дарья

Одним своим взглядом.

С первого же мгновения, когда открыла глаза и посмотрела на него, как на божество. Ему лишь на мгновение стало приятно, но он понял и почти сразу — с ней будут проблемы. У него будут. Потому что даже когда она была без сознания, она размывала всякие границы его самоконтроля.

Великое Око, за что ему это все? Эта поездка, эта девушка, эти чувства?

И понимание, что если он не защитит её сам — не защитит никто.

— И все-таки… — начал снова Шер.

Ир усмехнулся.

От своего рыжего друга ничего иного он и не ожидал. Прямой, честный, уверенный, смешливый. Чистый —

если это вообще возможно во дворце. Они потому и сдружились, хотя разница в возрасте была в пять лет. И часто он выступал именно в роли старшего рассудительного брата — по просьбе тети Карине. Потому что именно с рыжим он себя чувствовал так же, как со своей семьей. Мог позволить себе быть открытым. И откровенным. Они делились практически всем — пожалуй, Максир не рассказывал только одного, по договоренности с родителями. Те решили — и вполне справедливо — что чем меньше людей будет знать, что они с мамой из другого мира, тем лучше. Пусть его считали в ближнем круге — да и среди прочих высокородных — «сыном деревенского лекаря» и часто поддевали, что наследник Бури не его родной отец, никого из них это не волновало.

Зато не смотрели со страхом и не раздумывали, как бы отправить обратно.

Отправить захотели бы многие. В том числе двоюродные братья — тех корежило каждый раз, когда они видели, что у него есть предрасположенность к Буре, Свету и Оку. «Всемогущий Ир» — так его, посмеиваясь, называли мама и папа. И учили гордиться собственной силой. Овладевать ею досконально. Пускать исключительно на пользу. А будет ли он претендовать на то, чтобы стать Наследником или Императором…

Он сам не решил. И ему не обязательно было решать — дед пока не собирался на покой. Что нервировало Констанса, удивляло Эмзари и радовало его отца. Не то чтобы Бежан эр Джан-Ари не хотел становиться во главу Джандара — боги редко спрашивают. Просто его вступление на престол обозначило бы тяжелые, военные времена для Империи. А этого не хотел никто.

Несмотря на то, что он родился в другом мире, в этом Ир чувствовал себя своим. Благодаря магии, природной любознательности, положению, в конце концов. Ему вовсе не мешала его предыстория, даже помогала — сам-то он помнил очень смутно «другое место», и их приключения с мамой в первый год. Так, несколько обрывочных эпизодов. Но Стася эр Джан-Ари мудро решила, что он не должен быть, как она выражалась, «человеком без корней». И что должен понимать — Боги призвали его. Или её. Для того, чтобы подарить им новую жизнь, а может и дать новый виток развития Джандара. Это станет понятно позже. Но они оставили его свободным, в какой-то мере. Имеющим возможность смотреть на Проявленные Линии со стороны.

Могущим выбирать.

В том числе того, с кем быть рядом — потому что если Свет предсказал, что у Шера не будет элене, то для него это было само собой разумеющимся.

И пока он был юн, его это даже радовало. Потому что он знал, видел любовь между своими родителями — и знал также, что эта связь была лишь напитана магией. Но не обусловлена ею. Их итоговый выбор был по любви, а не по необходимости. Что толку, что Наследник Ока женат на своей истинной? Между ними так и не сложилось теплоты и понимания. Зато тот же наследник Света, который выбрал себе жену, как выбирают товар, осознанно переделал под себя, а потом долгое время жил с ней в совершенно свободных отношениях —

об этом даже мама рассказывала с ехидной улыбкой — в итоге он же и влюбился в тетю до беспамятства. А та в него. И теперь супруги просто дня не могли прожить друг без друга.

Свободный выбор.

Он был уверен, что это его счастье.

Оказалось, наоборот.

И именно Шер понимал его, как никто другой — ведь он знал ту историю от и до. Присутствовал при ней.

И почему-то сейчас злился.

— Шерон… — Максир вздохнул. — Лили — это не Ашут.

— Это уж точно, — передернулся рыжий. Он не любил его бывшую любовницу, на которой Максир собирался жениться — и впоследствие выяснилось, что имел на то основания. Девушка на самом деле была ветрена, легкомысленна и падка на блеск власти. Но это ничуть не помешало ей ставить глубокий след в его душе.

— Я немного в другом смысле, — снова вздохнул блондин. — Она не сможет просто развернуться и уйти, написав мне записку, что встретила своего избранного. Она будет страдать, мучиться… Но останется со мной, останется верна. Она будет несчастна — а я не смогу её отпустить. Не смогу, если сделаю своей…

Они оба замолчали.

Три года назад Максир влюбился. Глубоко, сильно, смело — как только может любить сердце молодого мужчины. У него были женщины и до этого, но все больше на одну ночь, на цикл. А тут — настоящие чувства. Роман. Страсть. Девушка — светленькая, смешливая, из высокого рода — отвечала ему взаимностью. Они готовились объявить о помолвке…

А потом она оказалась элене совершенно другого мужчины.

И она просто ушла к тому в дом, фактически, из его постели. Написав краткое письмо, изобилующее восклицательными знаками, восторгами, что она счастлива и коротким указанием «Не расстраивайся. Ты же понимаешь, богам не возражают».

Не расстраивайся?

Он был в бешенстве.

Рвал и метал. Злился. На богов, на себя, на эту вертихвостку, что даже не удосужилась поговорить с ним по-нормальному. Да, порой реакции истинных были непредставимые, на уровне сути, не позволяющие сделать шаг вправо или влево — только к своему избраннику. Без вариантов.

Но чаще не так. Люди все-таки не были зверями на поводке.

Но девушка предпочла быть животным.

Он, во всяком случае. убеждал себя в этом. А сам закрылся. Уехал на год из дворца — устроился к отцу в отряд и уехал. А когда вернулся, то застал ее беременной и не слишком-то счастливой. И даже не испытал по этому поводу никакого злорадства.

— Ты еще встретишь ту, что будет с тобой без всякой магической подоплеки, — говорила ему мама уверенно. — Или же ту, для кого ты станешь избранником. Не торопись. Беж нашел меня почти стариканом, и ничего — вас четверо и мы, похоже, пока не остановились.

Она хохотала. Стариканом!

А он смотрел и улыбался.

Только она могла своей улыбкой, живостью, уверенностью разрушить любые его сомнения.

Лили удивительно в этом смысле напоминала маму. Да еще и выбрала ту же профессию.

А еще Лили верила в Линии. И в избранных. И мечтала стать элене — видела бы она себя, когда рассказывала об этом, счастливо улыбаясь!

Он же мечтал о ней.

Смотрел украдкой и не мог насмотреться.

И понимал — с ней не будет так, как с Ашут. С ней он нырнет так глубоко, что вынырнуть не сможет.