День коронации (сборник)
Шрифт:
С огромным опозданием принялась она ругать про себя тех, кто додумался собрать всех молодых претендентов в одном кадетском корпусе. Их сперва было там двое – Михаил Гагарин и Николай Голицын. Нынче в сентябре, к началу учебного года, в корпус перевели самого младшего – Владимира Бахтеярова. Потом буквально за два дня до трагедии приехал самый старший, Алексей Романов – кто-то решил, что выпускной экзамен наследник непременно должен сдать в стенах именно Калужского корпуса. А может, это не злая судьба, а чей-то холодный расчет?..
Они погибли. Погибли талантливые, умные, сильные духом мальчики. Погибли те, на кого так надеялись. Остались двое Рюриковичей. Или один?.. Марья Игнатьевна не знала, что с Владимиром.
А Миша лежал на койке лицом к стене и думал: что он сделал не так?..
Когда началась стрельба, отец Георгий схватил за руку того из князей, кто оказался ближе. Он заставил Мишу лечь и притвориться мертвым. Сверху на них упали еще два тела, поэтому черные люди прошли мимо, посчитав всех убитыми. Лежать неподвижно на холодной земле было очень неприятно, но Миша терпел, даже когда совсем перестал чувствовать пальцы рук и ног. Стемнело… Потом они с отцом Георгием бесконечно долго ползли через плац к опушке парка, окружавшего здания корпуса…
Здания были захвачены черными людьми, два десятка оставшихся в живых кадетов заперты в котельной. А потом черные стали стаскивать трупы и раскладывать их лицами вверх ровными рядами. «Опознание будут проводить!» – с ужасом догадался Миша. Он рассказал об этом отцу Георгию, и тот лишь сокрушенно покачал головой: деваться им было некуда, оставалось ждать и надеяться на чудо.
Ночью отец Георгий ползал за водой к роднику. А потом они услышали знакомый шум – это на вертолетную площадку опускалась «стрекоза»…
В вертолете была еда, Миша накинулся на консервы первым, не сразу подумав про отца Георгия. Мария Игнатьевна тоже не сразу сообразила, что священник очень голоден…
И вот сейчас Мише было безумно стыдно: он, кадет, которому до выпуска оставалось два года, вел себя как ребенок!
Тогда мать, опомнившись, стала потчевать отца Георгия, но тот отшутился, мол, Бог послал возможность попоститься, за что грешнику следует быть благодарным…
– Батюшка, простите меня, – сказал Миша, садясь на койке.
– Бог простит, – рассеянно ответил отец Георгий, пытаясь приладить к стене большой кусок пластика. И тут оба услышали сначала женский крик, потом топот – как будто кто-то устремился к отсеку огромными прыжками.
Мария Игнатьевна ворвалась в отсек и схватила Мишу за плечи.
– Ты, ты… – задыхаясь от гнева и отчаянья, прошептала она.
– Что случилось, ваше сиятельство? – встревожился отец Георгий.
– Там в новостях… там выступил наш премьер!.. Он говорил про референдум!..
– И что же он говорил?
– Что этот проект не состоится, что его навязал нам Запад, что избирать некого – все кандидаты пали жертвами террористической атаки… И тут же – кадры: Алексей, Николай, Володенька… мертвые… и Миша! Лежит на полу в морге… вылитый Мишенька!..
– Тоже мертвый?!
– Да! Я чуть с ума не сошла! – Мария Игнатьевна глубоко вздохнула и сделала над собой усилие, успокаиваясь. – Нет предела цинизму этих… «хозяев жизни»!..
– Так. Значит, нашли похожего мальчика и произвели в покойники! – Отец Георгий сокрушенно покачал головой. – Чего же еще от них ждать?..
– Но я жив! – вдруг громко и спокойно сказал Миша. – Надо сообщить об этом людям. Они имеют право знать!..
– Нет, Михаил Аристархович… Для всей России ты теперь мертв! Референдум сорван – вот чего они добивались!.. И теперь даже непонятно, как и куда возвращаться… – Отец Георгий озадаченно дернул себя за бороду. – Я даже думаю, имеет смысл просить политического убежища в Техасе. Что скажете, ваше сиятельство?..
– Хоть в Антарктиде, батюшка!.. – устало отмахнулась Мария Игнатьевна.
– Нужно, пока есть возможность, затребовать генетическую карту князя. Пока эти звери не догадались ее уничтожить. Ваше сиятельство, я сейчас этим займусь, – предложил отец Георгий. – Им пока не до нас, им нужно захватить и разгромить все пункты для голосования. А времени у них только до завтрашнего утра. Да, да… Ведь могут найтись честные люди и прийти – хотя бы в знак протеста! Ведь всем же понятно, что не террористы князей убили.
– Я жив… – глухо сказал Миша в пространство.
– Надо было сразу догадаться, что они погубят референдум. Они слишком легко на него согласились! – воскликнула Мария Игнатьевна.
– И это тоже. Нельзя доверять тем, у кого один смысл в жизни – власть. Но сейчас нужно как-то связаться с Техасом, – напомнил отец Георгий. – Там есть то ли три, то ли четыре космодрома. Я только одного боюсь: что наше сообщение перехватят. Ведь за нами шли по следу и могли понять, что мы, в конце концов, добрались до Ясного.
– Но мы уже не опасны, батюшка. Референдум провалился, народ придет в себя и будет жить дальше… Все, все было напрасно!.. – Мария Игнатьевна судорожно всхлипнула, но тут же выпрямилась и вытерла повлажневшие глаза. – Зачем я только согласилась на эту авантюру? Ведь ясно же было – эта затея обречена на провал! Зачем я позволила использовать Мишу?.. На меня просто затмение какое-то нашло!
– Но я еще жив… – снова эхом откликнулся Миша.
Их было четверо, они дружили. А теперь остался один, и у него в душе поселился долг. Теперь он обязан был жить – за всех четверых!
А в это время Малявин тихонько переводил Хейсу то, что говорилось во втором отсеке, – благо, внутренняя связь оказалась не отключенной.
– У них какая-то неправильная демократия, – сказал австралиец. – Если они от нее хотят отказаться, значит, с ней что-то не в порядке.
– У них вся страна неправильная, – откликнулся Василий, повернувшись к контрольной панели энергораспределителя и внимательно считывая данные. – Эта страна все шансы упустила. Было же время, когда прислушивались к мнению тех же Соединенных Штатов. Все-таки страна с почти трехсотлетним опытом использования демократической формы правления!.. А потом советников выгнали, культурные центры закрыли… Правильно дед с бабкой сделали, что уехали. Мои родители в нормальной стране выросли, я сам…