День мёртвых
Шрифт:
Он потянулся за своим мечом.
— Не суди о тех вещах, которые недоступны твоему ограниченному рассудку, — заговорил Созо торопливо. — Если хочешь, можешь остаться и посмотреть. Пока я ничего больше сделать для тебя не могу. Я в состоянии испепелить тебя, дурак, но сейчас мне нельзя отвлекаться. Не боишься? Тогда оставайся и жди. Я освобожусь и займусь тобою. Если ты до тех пор не сбежишь.
Конан уселся на пол рядом с девушкой, скрестив ноги и положив поверх колен обнаженный меч.
— Я готов, колдун, — заявил варвар. — Продолжай свое колдовство.
Созо проговорил почти искренне:
— Я. хочу, чтобы эти прекрасные глаза снова увидели
— Работай, — фыркнул Конан. — Я хочу видеть, как ты трудишься.
Созо снова принялся петь заклинания. Пот градом катился по его лицу. Голос мага звучал то громче, то тише, мелодия то исчезала, словно речка в болоте, сменяясь монотонным бормотанием, то возобновлялась, еще более причудливая, чем прежде.
Тени плясали на стенах пещеры, послушные голосу мага. Они то вздымались под самый потолок, то стелились по полу. Завороженный этим зрелищем, Конан вертел головой. Особенно нравились ему разноцветные искры, плясавшие в очаге.
Однако варвар ни на мгновение не забывал о том, что имеет дело с могущественным колдуном. Но… встречались ему и такие маги, что действительно заботились о людях. Преимущественно они занимались целительством. И — что немаловажно — ни один из таковых не обладал сколько-нибудь существенным могуществом. Поэтому киммериец держался настороже.
А Созо, погрузившись в заклинания, совершенно забыл о варваре, который сидит рядом и наблюдает, не упуская ни одной мелочи. Душа его грозила разделиться, разорваться на части, и одна из этих частей — та, что некогда принадлежала Чорсену, — готовилась уйти в Серые Равнины, а вторая отправилась за подмогой в город Кой.
Последним усилием воли маг собрал обе половины души воедино. Он чувствовал, что изнемогает. А теперь ему предстояло сделать один очень трудный для него выбор. А времени на то, чтобы все обдумать, оставалось крайне мало. Если говорить честно, то времени не было вовсе. Ему предстояло сейчас собственными душевными усилиями разрушить то, на создание чего он потратил многие годы.
Но выбора не оставалось. Или Поликсена — или город Кой и его обитатели. В конце концов, разве он, великий маг Созо, не властен над обитателями этого городка? Разве не его волей… Размышлять некогда!
Он призвал душу Чорсена и, воссоединив ее со своим телом, направил в другую сторону — к людям, в Кой. Сперва маг ничего не почувствовал. Он произнес несколько слов, немо шевеля губами. Затем громко вскрикнул и запел. Теперь песнь изменилась — она звучала грубо, дерзко, и Конан почувствовал, как мороз пробегает у него по коже. Что-то страшное творилось у него на глазах. Варвар чувствовал это. Пещеру наполнил запах мертвечины.
На краткое мгновение Конану показалось, что смердит тело девушки, что ее упругие щеки становятся дряблыми, как у трупа, пролежавшего несколько дней, а глаза вваливаются в орбиты, и зубы начинают выступать из безгубого рта. По это длилось всего лишь мгновение.
Затем трупная вонь сменилась ароматом цветов. На лице Поликсены выступил слабый румянец, ресницы ее вспорхнули, и на киммерийца устремился тревожный взгляд зеленых глаз бритунийки.
Конан был так потрясен случившимся, что не нашел ничего умнее, чем показать девушке подбородком на Созо. Маг трясся с головы до ног, как в припадке падучей. Его волосы, мокрые от пота, свалялись, одежда потемнела, пот бежал по вискам, заливал глаза. Зубы выбивали дробь, руки корчились и пальцы тискали
Поликсена подняла руку, посмотрела на нее — это была совершенная женская ручка, нежная, мягкая, с розовыми ноготками. Ручка юной девушки, никогда не знавшей, что такое домашнее хозяйство. Баловницы, любимицы семьи. А затем эта рука обвилась вокруг шеи мага,
— Чорсен, — прошептали губы бритунийской красавицы. — Все-таки ты пришел за мной. Ты пришёл, как и клялся.
— Я клялся… — с трудом вымолвил Созо, язык едва повиновался ему.
— Ты поклялся, что пойдешь за мной даже на Серые Равнины. О Чорсен, я счастлива!
И она заплакала, Заплакал и Созо, обнимая красавицу и прижимая ее к себе. Конан поглядел на эту идиллию, а потом встал и вышел вон. Он передумал убивать мага.
Дорога обратно показалась ему куда короче. Во-первых, Конан не плутал, как это делали они с беднягой Дироном, когда по запаху и смутным, неоформленным ощущениям искали холм, ставший убежищем для мага. Во-вторых, киммериец был один.
Теперь ему не приходилось подстраивать шаг под коротенькие шажки своего низкорослого спутника, поэтому рослый варвар шел очень быстро. Вот и поляна, где упокоились с миром лемурийцы. Горстку праха давно развеял ветер, а странный скелет Дирона занесло снегом, так что Конан даже не нашел его. Впрочем, надо отдать киммерийцу должное, он и не искал его. Незачем. Мертвое должно оставаться мертвым, повторил он еще раз, покидая кладбище. Лес остался позади. Вот и Кой — точнее, место, где он находился… Но что это? Городок исчез, как сквозь землю провалился. Ничего не осталось — ни домов, ни людей. Только расчищенное пространство, да еще брусчатка видна под снегом. Бранясь, больше от растерянности, чем от гнева, киммериец принялся бродить по пустому месту, где теперь только ветер свистел, да летел в лицо мокрый снег с дождем.
Что это? Как это могло выйти? Вот здесь лошадь Конана сбила с ног какого-то замухрышку, а напротив была таверна…
Стоп. Конан вдруг остановился и присел на корточки. То, что открылось его взору, превосходило всякие ожидания. Конан мог еще предположить, что Созо убьет всех жителей подвластного ему города, высосав из их душ жизненную энергию — или как там они это называют. Но ЭТО…
Городок был здесь, он никуда не пропал, только сильно уменьшился в размерах. Теперь весь он умещался на пятачке размером с плащ Конана. Все дома были здесь, только крошечные. Вот и таверна "Колесо и сеть", а вон там — дом с облезлой русалкой… И флюгер на месте, миниатюрный, как и все прочее.
— Игрушка! — прошептал киммериец, пораженный.
Ему доводилось видеть, как для забавы очень богатых людей — чаще взрослых, чем детей, — создавались игрушечные домики и даже города" Все там было как настоящее, хотя маленькое: комнатки с мебелью, платьица в шкафу, фигурки людей и животных.
— А где люди? — спросил Конан сам себя, — Не могли же они тоже оказаться игрушечными?
Увы, это предположение тотчас нашло подтверждение. Все фигурки были на месте. Неподвижные, раскрашенные, местами уже облупленные, они находились внутри домов. Когда Конан протянул руку и взял двумя пальцами за талию какую-то женщину, у которой одно плечо было выше другого, а длинный нос странно свесился набок, он почувствовал набитое тряпками туловище. Личико было из кхитайского белого фарфора, волосы — из ниток. Конан так же осторожно водрузил куколку на место.