День на Каллисто (антология)

Несвадба Йозеф

На верхотуре я обнаружил комнату с большими окнами современного типа, а в ней неприбранную постель, платяной шкаф и другую немудреную мебель, свидетельствующую о том, что в комнате кто-то жил. Рядом находилась крошечная душевая, а возле нее небольшая мастерская с какими-то непонятными мне приборами и инструментами, к которой примыкало помещение под стеклянной крышей, похожее на спортивный зал в миниатюре. Посреди зала стоял отличный стол для настольного тенниса — такие столы увидишь разве что на крупных соревнованиях и чемпионатах страны или международных турнирах. На столе валялась ракетка, — видимо, Иоахим швырнул ее, торопясь вниз, пол был усыпан смятыми и треснутыми пластмассовыми шариками.

Но не это привлекло мое внимание, а то, что стояло

на противоположном конце стола. Да, чудо существовало, и я теперь знал, что мои хлопоты не пропали даром. Передо мной было какое-то странное сооружение, по величине и по виду похожее на автомат для продажи сигарет; к нему был подведен кабель. Машина приглушенно гудела, в верхней ее части мигали зеленоватые огоньки. Внутри же страшилища торчал железный стержень, к концу которого была прикреплена ракетка — обычная ракетка для пинг-понга, ничем не отличавшаяся от той, что валялась на столе. Я поднял ракетку Иоахима, намереваясь хорошенько ее рассмотреть, но машина вдруг затявкала, будто пес, и принялась размахивать своей ракеткой, реагируя на каждое мое движение. Я схватил шарик и, подбросив его, подал мяч на игру. Автомат молниеносно отбил шарик, послав обратно мне, так что я едва успел проследить за его полетом. Я сделал попытку повторить подачу, чтобы продолжить игру, но сумел с огромным трудом только трижды отразить атаки, порядочно вспотев при этом. А ведь когда-то я выступал за сборную страны! Возможно, мне бы все-таки удалось и в четвертый раз отбить наступление, но в этот момент в зал вбежал Иоахим и застыл в дверях с округлившимися от ужаса глазами. Раскрыв рот, будто желая сказать чтото важное, он захрипел и свалился как подкошенный.

Придя в себя, он тупо уставился перед собой. Я протянул ему стакан воды. Жадно осушив стакан, он потер рукой глаза.

— Как вы себя чувствуете? — обеспокоенно спросил я. — Сейчас приготовлю вам что-нибудь…

Иоахим никак не отреагировал на мои слова, он был явно не в своей тарелке. Вдруг, очнувшись, он вскочил и, опрокинув стол, ринулся в зал.

— Где Эмил? Что вы сделали с Эмилом?

Иоахим наклонился к своему детищу, нежно гладя его металлические части. Потом, немного успокоившись, вернулся в комнату и уселся на кровать.

— Мне бы хотелось написать о вас, — начал я. — О том, как вы готовитесь к чемпионату…

— Убирайтесь вон! Сейчас же убирайтесь!

Я не сдвинулся с места.

— Как вам будет угодно. Мне достаточно и того, что я увидел…

— Подождите, — прошептал Иоахим, — подождите, мы, надеюсь, договоримся!

— Так вы готовы ответить на мои вопросы?

— Нет, прошу вас, не пишите обо мне. Я запрещаю вам! До свидания!

Мне ничего не оставалось, как уйти. Я и в самом деле хотел это сделать. У меня перед глазами уже мелькали огромные буквы заголовка моего репортажа. И тут Иоахим, схватив меня за руки, упал передо мной на колени и запричитал, что он очень, очень просит, просто умоляет никому ни о чем не рассказывать: он, мол, провел столько бессонных ночей, забыл о человеческих радостях, и вот сейчас он почти у цели, почти…

— А когда? — деловито спросил я.

— После чемпионата. Если обещаете молчать, я предоставлю вам любую информацию, повторяю, любую, только спрашивайте.

Я согласился, в глубине души ругая себя за мягкотелость и порядочность. Но сегодня-то я могу признаться, что в ту минуту, быть может, и бессознательно заключил настоящую деловую сделку, причем выгодную для себя.

С тех пор я наведывался к Иоахиму несколько раз в неделю, заодно снабжая его шариками для игры — не отвлекаться же нашей знаменитости от тренировок по пустякам. И, как нередко случается у двух одиноких людей, связанных общей тайной, мы подружились. Иоахим, сбросив с себя угнетающее бремя затворничества и прервав обет молчания, превратился в общительного собеседника. Он был рад-радехонек довериться мне во всем: наконец-то нашелся человек, которому он мог поведать самые сокровенные мысли.

— Расскажи-ка, как тебе пришла в голову эта идея? — как-то спросил я.

— Сказать

по правде, случайно. Где-то я прочитал, что в Швеции изобрели машину-автомат, из которого выстреливались на стол шарики, причем с различной силой и разными способами. Автомат использовали для подготовки спортсменов к соревнованиям. Кстати, именно это новшество помогло шведам пробиться в число лучших европейских команд по настольному теннису. Но даже этого оказалось недостаточно, чтобы опередить японцев и китайцев. И тогда я подумал: нельзя ли извлечь пользу из затеи шведов и найти лучшее применение этой, бесспорно, оригинальной машине? Представь себе, мне удалось. Мой Эмил не допускает ни малейшего промаха, действует обдуманно, на мой взгляд, максимально предусмотрительно, без излишнего риска. Без хвастовства: это настоящий король пинг-понга, лучший в мире игрок.

— Но все-таки это машина, механизм, — попытался я возразить, — разве его можно сравнивать с человеком?

— Глупости! — рассердился Иоахим. — Эмил за долю секунды придумает столько решений, сколько вся Академия наук не сможет выдать за два года. Пока на его половину стола летит твой шарик, он проанализирует тысячи возможных вариантов, как отбить мяч, и выберет самый оптимальный способ. При этом он учтет твой рост, специфику твоих реакций, на каком расстоянии от стола ты находишься в момент подачи и т. п. А чтобы собрать такую информацию и обобщить ее, роботу достаточно обменяться с тобой двумя-тремя подачами: будь спокоен, все твои уязвимые места у него как на ладони. Вот на этом он и строит свою тактику игры.

Иногда — обычно, когда Иоахим отдыхал, — и я рисковал сыграть с Эмилом партию-другую. Должен признаться, Иоахим был прав: робот действительно идеальный спарринг-партнер — он безошибочно подстраивается под своего противника, воспользовавшись его ошибками и промахами, умело переигрывает соперника, правда, пока партнер не устранит свои упущения.

Как-то, направляясь к Иоахиму, я заскочил в секцию настольного тенниса и прихватил оттуда документальный фильм, вернее фрагменты, о международных соревнованиях в Швеции. Помнится, тогда победил призер мирового первенства китаец Ши Суанчжан. Каждое его выступление было поистине захватывающим зрелищем, которое доставляло зрителям колоссальное наслаждение: молниеносная реакция, высокий темп распасовок, кошачья гибкость в движениях, смертельные, как выстрелы, удары. Я показал киноленту Иоахиму в замедленном темпе, восхищаясь легкостью, изяществом и красотой игры китайского спортсмена.

— Для твоего Эмила это недостижимо, — с сожалением заметил я.

— Красота — фактор бесполезный. Эмил такого красавца в один присест заткнет за пояс, разгромит без всякого там изящества. Целесообразность — вот что будет определяющим, существенным при шлифовке комбинаций. Уверяю тебя, очень скоро наступит эра роботов и в спорте. Ведь человек не в состоянии при любых обстоятельствах действовать целенаправленно, без эмоций и в строгом соответствии с законами логики.

Я понял, что спорить с ним бессмысленно. Ждать оставалось недолго: приближалось первенство мира; оно и только оно может подтвердить правоту его слов. Иоахим находился в превосходной форме, стучал ракеткой с утра до вечера, а майку его хоть выжимай — с нее капали литры пота. На отборочных соревнованиях он, как говорится, играючи раскидал всех своих соперников. Но я и тогда не подал голоса, не включился в жаркую дискуссию о победителях и претендентах.

Первые встречи в Бухаресте продемонстрировали явный перевес моего приятеля. Я не стану пересказывать события, вы и сами отлично помните: сначала все шло как по маслу. Иоахим в первой же группе победил юного японца, которого прочили в призеры. Все последующие встречи заканчивались с явным его преимуществом. Только одну партию Иоахим проиграл — шведу Петерссону. Ну, думаю, это и понятно — тот тоже тренировался с роботом. Итак, Иоахим уверенно прошел в финал. Журналисты трубили о сенсации и разрывали беднягу на части, стараясь выведать хоть малейшую подробность.