День на Каллисто (антология)
Шрифт:
Шеф, прочертив указкой эллипс, ткнул в карту где-то в полуметре от очерченного пространства: местонахождение планеты Икс. Выполнить задание, то есть ликвидировать планету, поручается Тридцать седьмому и Пятьдесят второму.
Поднялись двое космонавтов и будничными голосами ответили, что приказ выполнят.
До этого.
Когда-то.
Давным-давно.
Космонавт уже давным-давно понял, что, по-видимому, окончательно отказала система управления, поскольку корабль отклонился от трассы и плутал в таких дебрях, куда, надо думать, никто не проникал. Он твердо знал: у него нет надежды, бессмысленно даже предпринимать что-либо, но он все-таки
Да, он заблудился, повторял про себя космонавт, заблудился в звездном лабиринте, словно в непролазной чащобе джунглей, однако все еще не веря, что отказал двигатель. Но вскоре этот непреложный факт подтвердили контрольные приборы, и теперь то, чего он страшился в глубине души, надеясь, что это лишь предположение, стало реальностью, единственной, последней, самой реальной реальностью.
Когда приборы сообщили ему эту ужасную весть, космонавт вспомнил о сыне. Потом о матери. А затем в памяти всплыли воспоминания о давнишнем полете, где он познакомился со своей будущей женой. Немногим позже перед его глазами предстала дочурка. Дочка. Ей всего несколько месяцев… Как горько, что контрольные приборы не ошибаются.
Космонавт направился к пульту управления. Да, ему ничего не остается, как высадиться, пусть даже на никому не известной точке Вселенной. Где угодно, лишь бы высадиться, высадиться… Мысль, которая буравит его голову, — он будет вечно вращаться во Вселенной в металлическом гробу — ему невыносима. Впрочем, он не хочет смириться с мыслью о неминуемой смерти. Пристать, только пристать. Снова грезится сынишка — вот он ползет на четвереньках, улыбаясь беззубым ртом, за автоматической игрушкой, мышонком. Потом в памяти всплывают приятные события: празднуют его день рождения, он распаковывает коробку, зная наперед, что в ней лежит, а жена и сын, затаив дыхание, выжидают — вот-вот заблестят от радости его глаза.
Тридцать седьмой произнес:
— На карте ее не было.
Пятьдесят второй промолчал. Оба без слов понимали, почему эта планета не значится на карте.
— Мы у цели, — подал голос Пятьдесят второй, показав на экран радара. — Еще немного — и мы у цели.
Несколько минут они неотступно следили за экраном.
— На карте ее не было, — повторил Тридцать седьмой.
Они разошлись по своим местам, чтобы приготовиться к посадке. Пятьдесят второй засмеялся.
— Она такая крохотная. — И добавил: — Надо еще попасть в нее. Вот будет потеха, если мы промахнемся.
Мысль о том, что они могут промахнуться и пролететь мимо планеты Икс, развеселила обоих.
— Миниатюрные женщины всегда мне были по душе, — неожиданно сказал Пятьдесят второй. Молчание Тридцать седьмого действовало ему на нервы, его так и подмывало сказать какую-нибудь колкость, вывести его из себя, но тут он вспомнил, ведь Тридцать седьмой считается в их группе молчуном.
— Скорее бы с этим покончить, — сказал он снова, просто так, чтобы поддержать разговор.
Тридцать седьмой непонимающе взглянул на напарника, прежде чем понял, что тот хотел сказать. И оба космонавта впервые отчетливо уяснили себе, что их ракета до отказа набита взрывчаткой. Им стало не по себе, и они натянуто рассмеялись.
Радар подает сигнал: цель приближается. Еще несколько минут, и они пристанут.
— До нас тут никого не было, — словно невзначай обронил Пятьдесят второй.
Тридцать седьмой, подхватив тележку с электродрелями, направился к дверям. Оба облеклись в скафандры.
— Тут работенки часов на пять, не больше, — сказал Тридцать седьмой.
А Пятьдесят второй добавил:
— Недельки через две будем дома. Побыстрее бы разделаться со всем этим.
Ракета опустилась. Пятьдесят второй вышел первым. Его напарник управлял краном, опуская с ракеты ящики с взрывчаткой. Пятьдесят второй нетерпеливо переступал с ноги на ногу. И только когда Тридцать седьмой, закончив разгрузку, присоединился к нему, он спохватился: как же он мог забыть о таком важном факте — ведь это он, Пятьдесят второй, первым ступил на незнакомую планету.
Дрели вгрызались в почву, все глубже к сердцу планеты.
Еще какой-то миг ракета дрожала как зверь в лихорадке. «Она ведь больна», — подумал он, но тут же его захлестнула радость. — «Я пристал, я пристал, где мог, что подвернулось по пути. Пристал, но что дальше?» Не хочется ни о чем думать, главное, он пристал… Космонавт почувствовал прилив благодарности, тихой, почти детской благодарности к незнакомой планете: она спасла его, она подвернулась ему в самый нужный момент, когда заглох последний двигатель. Ведь он мог навеки стать пленником Вселенной и вращаться в водовороте безграничного простора.
Он старался направить свои мысли в русло приятных воспоминаний. Перед его мысленным взором возник образ матери. Но не такой, как в последний раз, когда космонавт ее видел. Образ матери напомнил ему детство, когда мать, казалось, всегда была рядом. Вот он слышит, как утром, крадучись на цыпочках, чтобы не разбудить его, она приближается к его постельке. А он, наблюдая за ней из-под полузакрытых век, притворяется спящим. Только теперь он, наконец, понял: мать всегда знала о его проделках.
Надо что-то предпринять, выйти из корабля. Открыв двери, космонавт спустился по трапу вниз, а коснувшись ногами почвы, проверил, прочна ли она. После этого он осмотрелся вокруг.
Что же предпринять?
— Осталось семь секунд, — сказал Тридцать седьмой.
Пятьдесят второй не ответил.
Оба напряженно вглядывались в тьму, прижавшись к иллюминатору, и нетерпеливо выжидали.
— Через две недели мы дома, — пробурчал Тридцать седьмой.
Пятьдесят второй снова промолчал — ну что на это ответить? Должно быть, он и сам огорчился, что ему ничего не приходило на ум, но ведь так оно и есть — ему нечего сказать.
— Вот-вот мы увидим взрыв, — сказал Тридцать седьмой.
Они еще плотнее прижались к стеклу. Ну, наконец-то! Темноту разорвала ослепительная вспышка, но тут же снова планета погрузилась во тьму.
— Все позади, — подал голос Тридцать седьмой. Напряжение их отпустило, космонавты, рассмеявшись, пожали друг другу руки. Вообще-то говоря, предварительная работа была завершена несколько часов назад, но результат последовал только-только.
— Планеты Икс более не существует, — сказал Пятьдесят второй.
Тридцать седьмой ухмыльнулся:
— На огромной черной доске уравнение с крохотным х не решалось, вот мы и перечеркнули его, вернее стерли с доски.