День Независимости. Часть 1
Шрифт:
— Мои архаровцы кое-что в госпитале раскопали. Есть две новости: плохая и хорошая.
— Начинай с плохой.
— Еще один военный скончался. Обширные ожоги, поражено больше сорока процентов кожи. Как говорят доктора — несовместимые с жизнью.
— Н-да… Сажин потянулся к бутылке и наполнил стопки.
— А хорошая?
— Нашли интересного свидетель. Точнее, не то, чтобы свидетель… но, знаешь, очень интересные вещи рассказывает… Жил с двумя соседями на третьем этаже, комната триста десять. День провел в общаге, механики профилактику самолету делали. Сосед его по имени Игорь сильно простудился, но парень деревенский, лекарств не признавал. Голова болела, прослонялся до вечера, как неприкаянный, спать рано лег. Но… провалялся часов до одиннадцати, так и не заснув. Приятели уже по койкам: кто с книжкой под светильником, кто третий сон досматривает, а он — ни в какую. Как думаешь, по какой причине, если забыть про головную боль?
Сажин пожал плечами, поднял стопку.
— Так вот, — выпив, продолжал Дзоев. — Внизу, то бишь на втором этаже, по тому же стояку и, соответственно, в комнате двести десять, шла гулянка. Громкие голоса, мат, музыка. Бутылки по полу катаются…Терпел Игорь, терпел, да к полуночи терпение кончилось и подался он на разборки. Минут через пять злой возвращается. «Гошка, — говорит — это жилец снизу — пользуется, что в комнате один остался — мужики безвылазно в Ханкале торчат — и приволок гостей». Разбор полетов чуть не дракой закончился. Пьяный Гошка орал, что имеет право напиться, потому, что вернулся в тот день с боевых и с пробоинами в фюзеляже.
— А что за гости?
— Вопрос к месту, — поджал губы Дзоев. — Гуляли с авиатором Гошкой двое. Оба военные. Пехотинцы, как их Игорь окрестил. Приметы рисовал только одного: мордоворот, форма на нем едва сходилась. Он и влез между ссорящимися, разнимал…
— Дальше, — уловил намечающуюся паузу Сажин.
— Спать улеглись. Шум внизу стих. А часом позже, когда поднялся переполох — полная комната дыма.
— Ясно…Где сейчас твой Игорь? Организуешь встречу?
Дзоев сделал трагическое лицо, плеснул по стопкам коньяк.
— Третий… — напомнил он, вставая.
Закусив, Сажин еще раз спросил собеседника:
— Где он сейчас?
— В морге! — мрачно сказал Дзоев. — Погиб в огне. Так вот… Помолчав, Сажин положил на колено блокнот, перевернул страницу:
— Назови мне фамилию этого свидетеля. И палату, где он лежит.
Записав, бросил блокнот на кровать и отошел к окну.
Улица внизу, освещенная фонарями, была пустынна, лишь по дороге нет-нет, и проносились редкие машины.
Он открыл форточку. Штора, подхваченная хлынувшим воздушным потоком, заволновалась, затрепетала.
— Хорошо тут у вас, — вздохнул он. — У нас такая теплынь не раньше конца мая.
— Тепло, — согласился Дзоев и достал сигареты. — У тебя курить можно?
— Кури…
— А как там, в златоглавой? — сменил тему майор. — Я, признаться, в Москве и был всего раз, и то проездом.
— Как обычно: толкотня на улицах, пробки на дорогах, смок. В этом отношении у вас рай.
— Рай… С этим раем третий год без отпуска. Домой разве что переночевать прихожу. Живем на пороховой бочке.
— Не вы одни. В Москве, когда на Гурьевской дом взорвали, Департамент чуть не на казарменное положение перешло. Дочь забывала, как отец у нее выглядит. На фото взглянет, освежит память.…А, вообще, мне иногда кажется, что задайся чечены целью, запросто еще несколько высоток могли снести. Хотя, своего они добились, панику посеяли.
— Хуже нет паники и… недоверия, — вздохнул Дзоев.
— …звонками замучили: там прошли лица кавказской национальности, в ту квартиру мешки внесли, в том подвале подозрительные личности копошатся. Проверьте!.. Приятель — начальник окружного отдела милиции, за голову брался: телефоны раскалились, звонков прорва и на все приходится реагировать. И еще шутники находятся, которым ажиотаж на руку. Экзамен или контрольную лень сдавать, начинают «минировать"… Один долбанный двоечник сообщил, что в корпусе МГУ заложено взрывное устройство. А в каком именно, не сказал, трубку бросил. Ты думаешь, в МГУ всего один корпус, или они как на подбор — одноэтажные бараки? Сутки — понимаешь, сутки! — кинолог с собакой по учебным аудиториям и общежитиям ходил, участковые с ног валились, народ опрашивая. Все впустую! Ничего не нашли! А если бы в то время, когда райотдел пахал на туфту, кто всамделишную бомбу подложил?
— Кому беда, а кому…
— Истерики по телефону закатывали! Дамочка требует на дом саперов, обезвредить кем-то оброненную у двери кожаную перчатку. Мужику лень на улицу мусор вынести, оставил на площадке и к телефону, сигнализирует, что обнаружил в подъезде подозрительный пакет. Проверить бы надо…Приедет наряд, в мусоре покопаются. Глядишь, и отнесут на помойку.
Дзоев сочувственно произнес:
— Да, милиция была в запарке…
— А что запарка? — возразил полковник. — Да ты хоть через каждый метр постового выстави, но если ему наплевать, закладку можешь под его носом сделать. Не заметит!
— Быть не может, — не поверил Дзоев.
— Хочешь случай из практики?.. Шеф вызывает меня на ковер и дает наказ: надо бдительность братьев наших меньших проверить, реакцию их, так сказать. Дал час времени, чтобы отделом смастерили муляж поправдоподобнее, а я отнес на ложную закладку.
Дзоев, удобно расположившись в кресле, слушал его с улыбкой, полагая, что рассказ будет не только интересным, но и смешным.
— … нашли коробку из-под обуви, сунули в нее сломанный будильник, старые батарейки, обмотали для пущей достоверности проводами. Толовые шашки сымитировали. Взял я коробку и пошел на автовокзал. Там, как и положено, усиленные патрули, при автоматах. Я кручусь рядом, мозолю глаза. Ноль эмоций, зато азиатов и кавказцев потрошат, карманы наизнанку выворачивают, уводят куда-то. Через час метаться мне надоело, положил коробочку на видное место, как раз у входа, и боком в сторону. Стою, наблюдаю… Куда девались бдительные граждане, что при виде пустого бумажного пакета в милиции телефоны обрывали? Где бдительные постовые? Усиленно протирают глаза о толпу, жертв выискивают — людей с не европейскими чертами лица. Подождал я минут десять. Вижу, результат нулевой. Пойду — решил — «02» позвоню. Нашел с трудом целый таксофон, не представляясь, сообщил: дескать, автовокзал заминирован.
— И?.. — улыбнулся Дзоев.
— Возвращаюсь назад: нет коробки! Что за дела? Может, нашли, наконец? Нет! Постовые прогуливаются, как ни в чем не бывало. А коробки-то нет!.. Заворачиваю за угол. Мать честная! Пацаны ей вместо мяча в футбол играют. Это той, что, по легенде, нашпигована взрывчаткой!
Дзоев расхохотался. Смеялся он долго, до слез. А Сажин молчал, терпеливо дожидаясь, когда он успокоится.
— Ну-у… Ну, уморил, Евгений Саныч, — постанывал Дзоев от смеха, вытирая ладонью слезящиеся глаза. — Анекдот…
— Так это еще не все! — торжественно сказал Сажин, вызывая новый приступ смеха. — Ты, дорогой товарищ, не забывай о менталитете русского человека. Отбираю у пацанов коробку. Не то по весу, легкая стала. Снимаю крышку — пусто! Ни будильника, ни батареек, ни проводов! Все уперли! Всю адскую машинку! По запчастям!
Подробности повергли Дзоева в состояние истерического хохота, и слезы безудержно покатились по его смуглым щекам.
… Попивая превосходный коньяк, они просидели еще долго.