День Независимости. Часть 1
Шрифт:
Автомат с оптическим прицелом лежал, прислоненный к вскрытому цинку, и до горячего ствола невозможно было притронуться.
Минуты две как закончилась ожесточенная перестрелка, и он высадил по подбиравшимся вплотную солдатам весь боекомплект.
У соседней амбразуры, облокотившись на пулемет, перекуривал украинец Олесь Приходько. Желтеющая патронами лента, касаясь его колена, свисала до бетонного пола. Такая же, расстрелянная, валялась в углу.
В бою — Журавлев это видел своими глазами — Олесь снял четверых федералов, лезших с гранатами напропалую. Разом перечеркнул сочной очередью и оставил лежать на влажной
Молодой офицер, судя по возрасту чином не старше лейтенанта, порывался поднять их, что-то кричал и размахивал пистолетом.
Журавлев выждал, пока он откроется, высунувшись из-за сосны, поймал в перекрестие голову, обвязанную косынкой, и без сожаления спустил курок.
Офицер взмахнул руками, точно пытаясь сохранить равновесие, и скатился по склону.
Солдаты, потеряв командира, окончательно растерялись и стали отползать назад…
…И, как подарок им — сдержавшим еще одну атаку — долгожданное затишье, пусть и не столь продолжительное, как хотелось бы. Пройдет немного времени и, в отместку, по доту обрушит огонь артиллерия.
Семен со щелчком загнал магазин в автомат, передернул затвор и расслабленно закрыл глаза.
Стреляя в русских пацанов, он не испытывал ни ненависти, ни угрызений совести. Он профессионал, и давно научился управлять своими эмоциями. А эмоции в его деле только помеха.
Наемниками не рождаются, и он рос, предпочитая в детстве спокойные игры игре в войну, не любил драться, не проводил свободное время в спортивных или стрелковых секциях. Трудно представить, но когда-то он был тихим, забитым парнишкой, которым часто понукали старшие или более сильные.
Издевки Семен терпел класса до девятого, потом взял себя в руки и стал ходить в оборудованную в подвале качалку. Шварценеггеровских бицепсов он не нарастил, но фигура стала литой, от узкой талии конусом уходила широкая спина, на которой, при движениях, играли мускулы; руки налились силой, и на призывной комиссии доктор, с удовольствием осмотрев ладного парня, поставил в личном деле пометку, с которой он угодил в воздушно-десантные войска.
В Афганистане шла война. После двух месяцев учебки молодых сержантов бортом перебросили в раскаленный от безжалостного солнца Кандагар.
Командир роты, получая пополнение, незадолго до этого потеряв в стычке с моджахедами треть разведвзвода, доукомплектовал его новичками…
Стояла невыносимая жара. Пот градом бежал с Семена, когда в бронежилетах и касках, с автоматом на груди и вещмешком за спиной, взводный гонял их по окрестным сопкам, после забегов уводил на полковое стрельбище, а оттуда прямиком в спортзал, заставляя сходиться в спарринге в жестокий прямой контакт.
Тело ныло, как один гигантский синяк, на разбитых губах постоянный привкус меди. В голове шумело от пропущенных ударов, но падать было нельзя. Паденье равносильно поражению, а проигравшему светил вечерний десятикилометровый кросс по периметру военного городка и новый поединок, на этот раз с самим взводным, лейтенантом Свиридовым, жилистым, поджарым парнем, к тому же кандидатом в мастера спорта по боксу. Драться с ним — все равно, что с роботом, равнодушным к собственной и чужой боли.
Через месяц изматывающих тренировок разведвзвод высадили с вертолетов в глухом ущелье, поставив задачу разгромить шедший из Пакистана караван с оружием и наркотиками.
Именно тот, первый в жизни бой стал для Семена отправным. Из-за груды камней он строчил по метавшимся душманам и ревущим, нагруженным тяжелыми ящиками, ишакам; не робел, когда ответные пули били в камни совсем рядом, и отбитая каменная крошка до крови секла лицо.
Сашку Васильева, москвича и друга еще с учебки, ранило в плечо. От потери крови Сашка потерял сознание, а моджахеды, сообразив, что шурави в отключке, бросились к его позиции. Семен убил двоих — остальные брызнули в стороны — подбежав к другу, перевалил бесчувственное тело через плечо и потащил к своим. Вдогонку запоздало рыкнули автоматы…
Дневная передряга впрыснула в кровь изрядную дозу адреналина, ночью он не спал, ворочаясь на панцирной койке. Перед глазами продолжало стоять выжженное зноем ущелье, пули дробили камень, и протяжно стонал пришедший в себя Сашка…
Через четыре дня, когда Свиридов набирал добровольцев для рискованной вылазки в тыл моджахедов, Семен первым шагнул из строя.
Операций будет много: кровавых и бескровных, с потерей друзей и совсем без потерь. Будет и осколочное ранение в спину — сорвав растяжку, он успеет на секунду опередить взрыв, — будет побег из госпиталя и две медали «За отвагу», что с периодичностью в полгода ему вручат на полковом плацу.
Война с ежедневным риском схлопотать духовскую пулю сидела в печенках, он рвался домой и свое возвращение представлял в самых радужных красках.
Но, вернувшись в родную Рязань, облегчения, душевного ли спокойствия так и не испытал. Устроился на работу — не поработалось, специальности менял, как иная дамочка перчатки. Семьи не завел, с тоски стал прикладываться к бутылке, и пьянка совсем бы его затянула, не скажи однажды он сам себе: «Хватит! Баста!»
А тут началась война в Приднестровье, и, начитавшись газетных статей, где кровь, казалось, сочилась между строк, решил: «Мое».
Собрав вещи, не попрощавшись ни с матерью, ни с сестрой, уехал в Молдавию.
В приднестровских окопах Семен успел провести лишь три месяца, воюя за идею и миску баланды, а когда в конфликт вмешалась 14-ая армия, свернул вещички.
Приднестровье, однако, дало ему большее, чем деньги. Он стал профессионалом военного дела: ходил в разведку и брал «языка», научился метать с любого расстояния ножи, топоры и саперные лопатки, стрелял из любого вида оружия, грамотно минировал дороги и строения, из СВД бил не хуже опытного снайпера. Одним словом, набрался опыта и заматерел.
Но шило кололо энное место, с заварухой в Абхазии он снова заболел войной и скоро появился на позициях сепаратистов, где сошелся с чеченцами и воевал в абхазском батальоне Шамиля Басаева.
Именно Шамиль после жаркого боя, когда взвод «абхазцев» обратил в бегство батальон грузинской гвардии, предложил ему:
— Ты мужик стоящий. Бросай все, езжай в Чечню. Будут и деньги, будет и слава.
Он поехал туда в январе девяносто пятого и скоро понял, что отрабатывать доллары здесь сложности не представляет. Перепуганные, часто необстрелянные солдаты становились легкой мишенью. Их скучно было даже стрелять, и Журавлев со славянскими наемниками по-своему развлекался, переодеваясь в солдатское хэбэ и уходя в эпицентр перестрелок.