День рождения Буржуя - 2
Шрифт:
– Держи, - Мовенко протянул пачку.
– Курить ему охота. А жить неохота, так?
– Чего ты заладил: жить, жить...
– Борихин с наслаждением затянулся и откинулся на подушку.
– Я, слава Богу, живой пока.
– Вот именно! Слава Богу и пока. Сделали бы контрольный в затылок - я бы твои мозги до сих пор с асфальта отдирал бы.
– Чего ты каркаешь?
– обиделся Борисыч.
– Я не каркаю, - майор сорвался со стула и заметался по палате. Я на твоих похоронах не хочу речь произносить, ясно тебе?
– Он подбежал к койке, навис
– Да ясно, ясно, - отмахнулся Борихин..- Говоришь со мной как с пацаном зеленым!
– А как прикажешь с тобой говорить, Игорь Борисыч, - начал майор и тут же перешел на обличительный тон, - если ты себя ведешь как первогодок. Погони, перестрелки... Что - романтики захотелось на старости лет?
– Какая, к черту, романтика!
– возмутился Борихин.
– Мне что надо было не бандита преследовать, а "02" звонить? Так, что ли?
– Между прочим, целее был бы, - заметил майор и как бы невзначай перешел к вопросу, явно занимавшему его больше всего прочего: - Кстати, ты что, действительно никого не рассмотрел? Вообще никого?
– Нет, я покрываю убийцу и путаю следствие!
– рявкнул Борисыч и тут же поморщился.
– Ты чего такой нервный?
– невинно поинтересовался Мовенко.
– Я просто спросил.
– А я просто ответил, - какое-то время сыщик молча выдерживал взгляд майора, а потом раздраженно спросил: - Что смотришь?
– Да так, - Мовенко неопределенно повертел в воздухе кистью руки.
– Про оперативное чутье знаешь?
– Понаслышке!
– огрызнулся Борисыч.
– Научи меня, дурачка.
– Ты, Игореша, не дурачок, в том-то и дело. Так вот, оперативное чутье мне подсказывает, что ты чего-то не договариваешь.
– Серьезно?
– сыронизировал сыщик.
– Серьезно, серьезно, - тон майора был далек от шутливого.
– И нечего иронизировать. Про пацана своего специально молчишь?
– Он-то тут при чем?
– Может, и ни при чем. Только откуда тебе это известно, если ты утверждаешь, что никого не разглядел?
Борихин промолчал, только пыхнул дымом сердито. Мовенко походил немного по комнате, заложив за спину руки, как зек на прогулке, потом снова повернулся к Борихину.
– Я тебя, между прочим, не как следователь допрашиваю, а как друг спрашиваю!
– Так что я - врать тебе должен?
– Борихин прятал глаза.
– Как другу?
– Не врать, а хоть чем-то помочь!
– Кто бы мне самому помог, - буркнул Борихин.
– Я, по-моему, только этим и занимаюсь последнее время...
Мовенко обиженно замолчал и отошел к окну. Совесть мучила Борихина сильнее боли в ребрах. Он просто обязан был рассказать Мовенко о том, кого видел перед выстрелами, рассказать и как старому другу, и как следователю. Но почему-то не мог это сделать. Нужно было - он чувствовал - во всем разобраться самому.
– Ну прости. Слышишь, Серега? Не обижайся.
Борихин попытался сесть на кровати и зашипел от боли. Мовенко отвернулся от окна.
– Хоть не рыпайся, лежи спокойно. Я, Игорь, не обижаюсь, я удивляюсь.
– Чему удивляешься?
– упрямому Борисычу все-таки удалось усесться.
– Кому, а не чему. Тебе. Да у меня этот твой ассистент за полчаса потечет! Будет сопли вытирать и каяться в содеянном.
– Ага. Ты его еще на пресс-хату к уркам конченым посади! Так он тебе заодно в убийстве Троцкого признается.
– И посажу!
– без всяких шуток пообещал Мовенко.
– Потому что не люблю, когда шпана в моих друзей стреляет!
– Да не он это был!
– Борисыч поморщился не то от боли в ребрах, не то от упрямства старого кореша.
– Сколько тебе повторять-то!
– А кто?!
– мгновенно поинтересовался майор и вперил в Борихина испытующий взгляд.
– Не знаю...
– сыщик опустил глаза и сделал вид, что до конца поглощен попытками приподняться с койки. В конце концов это ему удалось. Он прислушался к своим ощущениям и заявил радостно: - Слушай, а стоять-то легче. Почти не больно. Зря я столько валялся. Куда мой костюм засунули, не знаешь?
Мовенко взял с тумбочки большой пакет, с которым пришел, и протянул его Борисычу.
– Твоим теперь хорошо ворон на даче пугать. Держи новый.
– Спасибо, Серега!
– растроганно проговорил Борихин и покряхтывая начал одеваться.
– Я тебе сегодня же деньги отдам.
– Не стоит, - усмехнулся Мовенко.
– Я их из твоего бумажника и позаимствовал.
– Правильно сделал.
– Конечно, правильно! Иначе за какие шиши я б тебя прихорашивал. Мы, менты, народ гордый, но бедный.
Над маленьким кладбищем куполом безупречной голубизны раскинулось небо. Перед могилой Амины в позе медитации - сидя на пятках, со склоненной головой и прикрытыми глазами - застыл Кудла, и, казалось, сознание его витает где-то далеко, в голубых просторах. И только побелевшие суставы пальцев, которыми он сжимал лежавшую на коленях тяжелую трость, выдавали его внутреннее напряжение. На черной гранитной плите алел огромный букет роз.
Буржуй постоял на проселке минуту или две, разглядывая неподвижную спину заклятого своего врага. Потом сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоить зачастившее вдруг сердце, и, достав пистолет, шагнул на тропинку, которая вела к могилам. Последние несколько метров он двигался с особенной осторожностью и совершенно беззвучно.
– Ну конечно. Чего же еще можно было ожидать от тебя.
Бесцветный и тихий голос Кудлы заставил Буржуя вздрогнуть. Он даже пистолет опустил. Но тут же заставил себя собраться и негромко ответил:
– Тебе - ничего. Как ты посмел прийти сюда?
– Скука... Все та же большая скука...
– Кудла неспешно встал и повернулся лицом к Буржую. Тот немедленно вскинул пистолет. Но его противник в ответ лишь насмешливо изогнул бровь и договорил, уже глядя Коваленко прямо в глаза: - Неужели ты в самом деле мог предположить, что я буду спрашивать у тебя разрешение...