День рождения ведьмы
Шрифт:
— Чего тянуть, так до полуночи не успеем! — грубовато бросила Ирка. — Катерина, запевай!
— Як затрубив пресвятий Юрий та мисяць май, мисяць май… — слабенько, неуверенно затянула Катерина.
— Слушай, родная, у тебя всего-то и умений, что голос, так и спеть нормально не можешь! Не понимаю, зачем Оксана Тарасовна тебя взяла! — отчеканила Маринка.
Катерина поглядела на нее со злостью, но вредная белобрысая ведьма только хмыкнула и отвернулась… неожиданно подмигнув Ирке.
Зазеленилы горы, долины, Горы, долины, ще й полонины.Перстень с зеленым огоньком Иркиного дара неожиданно вспыхнул, заиграл у Катерины на пальце
— Слышите? Как красиво поет кто-то! — донеслось из ближайшей форточки. — Жалко, темно, ничего не видно…
Вот и не надо смотреть! — подумала Ирка. — Не всем виден свет русальных костров, не всем он и по силам!
Пишлы голосы по всих низинах, По буковинах, по всих ричынах, Уси низини зазеленилы, Та зозулечки повылетали, Повылетали, защебетали…Ведьмы схватились за руки и цепочкой понеслись по улице, звонко стуча в асфальт окованными железом каблуками. Ирка почувствовала, как ее с силой толкнули в спину, и вылетела в середину хоровода… Ритм неожиданно изменился, ведьмы пошли плавно и важно, замыкая Ирку в кольцо:
Десь тут була дивчинка, Десь була молодесенька… —выводила Катерина.
Тут вона сила, тут вона впала…Ирка послушно опустилась на колени.
До земли припала, Сим лит не вмывалась. Бо води не мала, —продолжала Катерина.
Прямо перед Иркой возникла… огромная, темная от времени дубовая колода, полная ледяной, до зубовного хруста, водой.
Ой встань, дивчинка, Встань, молодесенька! Была дытына — стала дивка! Умый личко билесеньке!Наверное, это странно — умываться из древней дубовой колоды посреди самой обычной улицы индустриального города. Но когда рядом шелестит листвой Отец Дубов, а в колоде плещет вода из хортицких источников, ничего странного быть не может! Ирка с наслаждением опустила в воду руки, а потом окунула пылающее лицо. Как всегда после прикосновения к хортицким источникам, перед глазами замерцали картинки, словно проступая сквозь стены обычных домов. Прошествовали мимо величественные византийские купцы. За ними появился отряд рыжеусых варягов-викингов в рогатых шлемах. Пронесся на коне польский крылатый гусар и прошагали, метя широкими, как Черное море, шароварами, запорожцы с копьями на плечах.
— Давай, Ирка, жги! — пронзительно завопила Танька.
Засверкали, вспыхивая с неистовой силой огоньки в кольцах робленных.
Ирка ударила ладонями по воде, заставляя сверкающие брызги разлететься во все стороны. Ударила еще и еще, расплескивая воду. Ведьмы захохотали, закружились, ловя на ладони сверкающие капли. Ирка воткнула руки в бока и выдала такого дробота стальными каблуками, что задрожала земля!
— И-и-и-и-эх! — пронзительный визг взвился над городом.
И ведьмы понеслись по улице с визгом и топотом, звоном каблуков и вихрем разлетающихся рукавов. Безумные тени заметались по стенам. Волосы ведьм бились на ветру. Вспыхивали и вспыхивали костры, искры кружились, как светлячки над головами, завивались в сверкающие смерчи и оседали на волосах и плечах ведьм пламенными ожерельями.
Ирка летела за этими кострами, за этими искрами, бежала, мчалась, кружась и визжа в неистовой пляске. Мимо нее проносились смутные силуэты — местные, запорожские молодые ведьмы
— Русалии, русалии! Симарглу слава! — кричали ведьмы. — Великому Псу, подателю всего живого — слава ему!
— Слава! — прошептала Ирка. Какой он ни есть, как бы ни сложилось у них дальше — сегодня русалии, сегодня слава ему!
Хохочущий, визжащий, сверкающий, неистово скачущий хоровод вырвался на площадь-скверик. Весенние русальские костры вспыхнули по кругу, взмывая в темное небо столбами гудящего пламени. Ирка закружилась между деревьями, взвивая ярко-зеленые, цвета молодой листвы, рукава. Все вертелось вокруг нее: деревья, камень с надписью, будто из сказки, скульптура лошади, в огнях костров готовая ожить и сорваться в скачку вместе с хохочущими ведьмами…
Ирка замерла со вскинутыми к небесам руками и рукавами, пляшущими по ветру.
И вот тогда, словно кто-то отдернул завесу, она увидела ЕГО.
Глава 44 Возрождение хортицкого дуба
Это был величайший в мире дуб, истинный отец этой земли! Какие там 700 лет, что за глупости! Этот дуб уже был, когда Святослав рубился с печенегами в своем последнем бою. Об этом дубе писал Константин Багрянородный, великий император, дуб видел византийцев и викингов, воинов и отшельников. Да-да, именно под этим дубом запорожцы писали письмо турецкому султану, и этот дуб стукнул желудем по темечку Богдана Хмельницкого, когда тот решал судьбу своей земли. Под этим дубом слагал стихи Тарас Шевченко. Этот дуб был всем, он был велик…
Это было самое страшное, самое чудовищное дерево, которое только могло существовать на земле. Могучие толстые ветви, иссеченные трещинами и ходами жуков-вредителей, лишились не только листьев, но и коры, и казались выбеленным на солнце скелетом. Единственная живая, пустившие листья ветка жалобно стонала на ветру, ей было страшно, как человеку на кладбище, среди поднявшихся из могил мертвецов. Глубокий ожог от молнии пересекал плоть дуба. Там, где глупые и подлые люди, прослышав о его волшебных свойствах, содрали живую кору, виднелись красно-коричневые пятна, похожие на подмокающие гнойные раны. Три железные мачты торчали вокруг дуба, от них тянулись стальные тросы и цепи, опутавшие мертвые ветви и держащие дуб почти на весу. Даже в человеческом облике Ирка ощутила омерзительный химический запах — другие люди так хотели помочь, что лили и лили консерванты в землю у корней. Дуб был похож на несчастного, уже почти мертвого старика, со всех сторон утыканного трубками капельниц, которые все гонят и гонят в его кровь уже не способные помочь лекарства.
«Совсем как в Мертвом Лесу, там, у Айта!» — Ирка замерла, дрожа от ужаса. Ни на кладбище, среди мертвецов, ни рядом с охотящимся за ней заложным она не испытывала такого страха, как перед этим не живым, но и не мертвым деревом!
— Мяу! — сказали рядом, и в свет костров неторопливо вышел Иркин кот.
Ирка не удивилась, совсем. В первый раз, что ли? Он же кот, ходит, где вздумается. И всегда появляется вовремя.
Отблески пламени играли на пестрой шкуре, словно сшитой из шкур разных котов, заставляя рыжие куски вспыхивать, светлые сиять белизной, а темные точно излучать первозданный мрак.
Кот не торопясь подошел к дубу. Запрокинул тяжелую, слишком крупную для обычного кота башку и внимательно изучил толстые мертвые ветки. Прыгнул, скребя лапами по стволу, влез наверх и, свесив хвост, уселся на выбеленной ветке, как сидел на своей любимой груше.
Кажется, дуб шевельнулся. Ветвь заскрипела и медленно и мучительно качнулась, точно намереваясь скинуть наглого пришельца.
— А-шшш! — кот грозно зашипел, выгибая спину, и хлестнул по ветке когтистой лапой, утверждая свое право быть здесь. И ветка затихла. Кот удовлетворенно муркнул и мимо таблички «На дуб не влезать!» сосредоточенно полез выше, с ветки на ветку, обходя дуб по кругу на манер кота ученого, разве что без цепи. Еще мгновение, и его яркие зеленые глазищи загадочно замерцали с самой верхушки дерева.