День рождения ведьмы
Шрифт:
Ирка глубоко вздохнула и, не отрывая взгляда от сверкающих кошачьих глаз, пошла к жуткому дереву. Остановилась у голого, мертвого ствола, робко протянула руку… Кот ободряюще муркнул. И тогда Ирка, решившись, прижалась к стволу. Сделать это было так же сложно, как обнять покойника! Из ее горла вырвался пронзительный, полный ужаса крик, но она не отпустила ствол, наоборот, только крепче вжалась в него, прислонилась щекой и крепко зажмурилась.
Дуб стонал. Дуб корчился, дуб кричал от раздирающей его боли каждым скрипом мертвых ветвей. Дуб обвисал на терзающих его цепях, мечтая дотянуться, рухнуть на землю, раскидать обессиленно ветви и уснуть, уснуть,
Дуб мечтал рухнуть и передавить как можно больше их, этих человечков! Только не знал, куда ему больше хотелось упасть: на часовню, которую они выстроили с одного его бока, или на кабак «У Дуба» — с другого!
Прямо под руками у Ирки, под гладкой поверхностью ствола-скелета вызревал самый невероятный, самый чудовищный заложный покойник, которого только можно вообразить! Ирка зажмурилась еще сильнее, поскуливая от ужаса. Здесь бывают праздники, здесь устраивают концерты, казацкие игры, здесь собираются семьи с детьми… Он достанет их, он их достанет! И волна жестокого, жадного предвкушения истерзанного узника, норовящего добраться до своих палачей, хлынула ей в руки.
«Не надо! — жалобно взмолилась Ирка. — Пожалуйста, не надо!»
Удивление толкнулось ей в ладони. Дуб словно спрашивал — кто здесь? Кто сумел пробиться в его муку, в его пустоту, в его одиночество? Сверху снова муркнул кот, и Ирка потянулась дубу навстречу, отвечая и его удивлению, и его боли, и его ненависти.
— Помоги мне, ведьма! — почти человеческими словами взорвалось у нее в голове. — Помоги-иии! — застонали ветви.
Ветер погладил Иркины мокрые от воды волосы.
— Помоги… Морана и Жива — одно! Помоги-и-и…
Ирка зажмурилась уже так, что из-под век ее брызнули слезы, в мгновенном понимании чего хочет и требует от нее Отец Дубов.
— Отец… — прошептала она. — Отец!
Ведьма открыла глаза — и зрачок ее утонул в сиянии неистового зеленого пламени. Ведьма подняла голову и поглядела на не-мертвое и не-живое дерево.
— Хей-я-а-а! — вырвался из ее глотки неистовый вопль. Она взвилась в прыжке, закрутилась, превращая рукава в вихрь, полетная мазь подкидывала ее все выше и выше… И обрушила удар кованого серебряного нарукавья на единственную живую ветку. Затрещало дерево, жалобно, по-детски вскрикнув, ветвь сломалась и рухнула наземь. Кора и листья осыпались с дуба сразу, ветка почернела и скукожилась, будто в один миг утратила все жизненные силы.
— Хей-я-а! — Ирка крутанулась снова. Новый удар нарукавья пришелся в ствол. И словно не девочка тринадцати лет била по стволу величайшего дуба, а великан ударил. Громадный, в десять обхватов ствол накренился.
Колокол выстроенной рядом часовни сам собой качнулся и ударил полночь.
— Хей-я! Хей-я! Хей-я! — Ирка била и била, лупила по стволу, с одной руки, с другой, снова и снова, и раз за разом дуб кренился все сильнее, сильнее…
Ирка Хортица,
Снизу слышались крики, но Ирка не обращала на них внимания. Зазвенели удерживающие дуб стальные тросы! С бешеным мявом ведьмин кот сиганул с верхушки дуба, приземлился на стальную струну и… полоснул по ней когтями. Раз, другой, третий… Послышался скрежет и тугое — банг! — лопнувшего металла. Разорванная пополам стальная струна забилась, задергалась в воздухе, как змея с откушенной головой. Кажется, к дубу кто-то бежал. Кажется, стальной трос пронесся у него над головой — человек едва успел рухнуть на землю. Ирка не обращала внимания. Она пронзительно завизжала и полетела вокруг дуба — рукава ее рубахи полоскались на ветру как крылья.
— Хейя! — удар, и подпирающая дуб железная мачта рухнула, заставив содрогнуться землю. — Хейя! — упала вторая. — Хейя! — последний удар, и наземь обрушилась третья и последняя. С гулом басовой струны лопались удерживающие дуб стальные тросы — среди них пестрой пушистой молнией метался кот. Дуб походил на узника, с которого одну за другой срывают цепи. Могучий скелет содрогнулся, на миг словно потянулся весь, радуясь обретенной свободе… Земля начала вспучиваться, и из нее, извиваясь, как щупальца осьминога, полезли корни: толстые, с человеческую руку, белые, словно мучные черви. Земля шевелилась, корни дергались, точно норовя дотянуться до порскнувших в разные стороны людей.
Тут еще и люди? Безумцы, куда они лезут!
Ирка круто взмыла вверх, перевернулась в воздухе и ринулась вниз… Накрывая собой весь сквер, ее тень вытянулась по земле…
— Сима-а-аргл! — с разгона ведьма налетела на дуб и ударила… На сей раз не нарукавьем, а просто голым кулаком. Кожа лопнула, словно тонкая бумага, и из разбитого кулака хлынула кровь — много и сильно, будто из вспоротой вены. Кровь сплошным потоком заструилась по стволу, капая на истерзанную землю.
Ирка запрокинула голову к небесам… и новый вопль — Сима-аргл! — ударил ввысь.
Дерево пошатнулось. Мертвые ветви качались туда-сюда, расчерчивая темное небо. Мертвые корни скребли землю. Вспучилась, разламываясь пластами, земля вокруг корней. Дерево накренилось, медленно и плавно… И рухнуло с облегченным вздохом, вздымая пыль и заставляя бесчисленные чешуйки мертвой коры кружить в воздухе.
От дерева в небо рванули две молнии — ведьма в ярко-зеленой рубахе и пестрый кот. Ведьма поймала кота на лету, прямо в воздухе, кувыркнулась и приземлилась на асфальт дорожки. Вздохнула, сильно и глубоко, и зарылась лицом в кошачий мех. Кот снова успокаивающе мяукнул и посопел ей в лицо, шевеля розовым носом и щекоча роскошными усами.
— Ты что… Что ты наделала? — словно вихрь налетел сзади, схватил, развернул к себе. — Как ты посмела? — Ирку трясла за плечи разъяренная Оксана Тарасовна.
— Ты ж… Яринка, ты ж вбыла його! — дядька Мыкола, не веря, смотрел на мертвый дуб. — Як же ты могла? Отомстить решила, подлая ведьма!
— Оставьте Ирку в покое! Как смогла, так и сделала, сами бы попробовали! — Богдан и Танька, как всегда, были на ее стороне… но и они ничего не понимали.
Вокруг клубилось, бушевало море криков и стонов, гневных, злых голосов, перед глазами мелькали искаженные яростью лица, визжали ведьмы, замер в растерянности Ментовский Вовкулака, не зная, то ли кидаться на Иркину защиту, то ли самому навернуть ей хорошенько. Ведь это дуб, Великий Дуб, нет и не может быть другого такого же, а ведьма погубила его!