День рождения
Шрифт:
Мэй посмотрела на меня сквозь слезы.
– Что дает тебе основание так думать?
– Ее поведение утром. Лу отнюдь не безгрешна. Но она ни с кем не спит за деньги. А когда я у нее утром спросил в лоб, кто заплатил ей за то, чтобы она со мной переспала, она вдруг разозлилась и сказала: «Ты думаешь, приятно притворяться шлюхой?»
Мэй теребила кайму платья.
– Ты можешь поклясться в том, что это правда, Джим?
– В том, что это случилось в первый раз за время нашей супружеской жизни?
Мне пришлось обратиться к тому, что было свято для нас обоих.
– Я клянусь тебе в этом памятью Патриции!
Мэй разразилась рыданиями.
– Обними меня, Джим. Сожми. Крепче.
Я сел с ней рядышком и обнял ее. Она уткнулась лицом мне в грудь и довольно долго в этом положении проплакала. Наконец она выпрямилась и вытерла глаза, опять прибегнув к помощи платья. И тут, в первый раз за все время, которое я ее знал, она грязно выругалась. Ругательства, вылетевшие из ее рта, произвели на меня странное впечатление. Как если бы я увидел, что бутон розы выделял желчь.
– Мерзавец! – сказала она. – Грязная сволочь!
– О ком ты?
Мэй вытерла последнюю слезинку тыльной стороной ладошки.
– Ты имеешь право знать все. Но не стоит об этом говорить теперь. Я все расскажу тебе потом. Сейчас важнее поскорее выпутаться из истории с Мантином. Ты не знаешь, откуда он взялся?
– Ни малейшего понятия.
– Он не местный?
Я мотнул головой.
– Меня бы это очень удивило. Если бы он жил в Сан Сити, я бы слышал о нем. Особенно по нашей линии. Это, должно быть, крупный рэкэтир.
– Нет ли у тебя на примете кого-нибудь, кто смог бы его опознать по твоему описанию?
Я на мгновение задумался.
– Может быть, Том Беннер...
– А кто он?
– Судебный исполнитель при судье Уайте. Вот уже тридцать лет он работает при судах штатов Джорджия и Флорида.
– Позвони ему, – сказала Мэй.
Я отыскал номер телефона Беннера в списке телефонных абонентов. К телефону подошла его жена. Я попросил позвать Тома.
– Одну минутку, – сказала она. – А кто его спрашивает?
– Джим Чартерс.
– Привет, старик, – сказал Том, взяв трубку. – Чем могу, быть тебе полезен?
Я описал ему внешность Мантина.
– Ты знаешь этого типа, Том? Может быть, он из Майами?
– Нет, – ответил Беннер. – Не думаю. Ты говоришь, у него вид преступника?
– Да.
– Шикарный костюм? Морщины, между которыми можно спрятать карандаш? Улыбка, от которой стынет кровь? Сигаретки, свернутые вручную?
– Да, так оно и есть.
– Что ему от тебя нужно?
– Он предложил одно дельце, – ответил я, не вдаваясь в подробности.
– Гм... – промолвил Беннер. – Отказывайся, Джим. Я этого молодца знаю. Его зовут Тони. Насколько мне известно, он впервые назвался Мантином. Он более известен под именем Тони Мерез. Я слышал его историю, но не помню сейчас подробностей. Его подобрал в младенческом возрасте знаменитый преступник. И если тот тип, о котором ты говоришь, и есть Тони, берегись, Джим. И держись от него подальше. Это законченный негодяй. Хуже того, он – правая рука Кэйда Кайфера, ты его знаешь. Он крупная шишка в преступном мире. Он хозяйничает на северном побережье залива от Билокси до Аппалачикола. Ходят слухи, что после того, как игорные заведения обложили налогом в десять процентов, Кэйд и его ребята начали вести разведку нашего, западного побережья. Они хотят расширить поле деятельности, чтобы компенсировать потери, понесенные от этого нового налога.
Беннер внезапно рассмеялся.
– Хотя Кендалл и выставил тебя, но это не повод для того, чтобы связываться с этой шайкой, Джим. Кайфер похож на учителя воскресной школы, но доверяться ему не стоит. Что же касается Тони, то, если бы его надо было посадить на электрический стул за каждого убитого им человека, то флоридской полиции пришлось бы запрашивать дополнительные кредиты. Теперь врубился?
– Точно. Спасибо. Тысячу раз спасибо, Том.
Я положил трубку и посмотрел на Мэй. Она была смертельно бледной.
– Ты слышала?
– Да, – сказала она.
Я принялся шагать взад-вперед. Если Тони Мантин, или Мерез, или как его еще, был именно таким типом, как описал его Беннер, мне нельзя было терять ни минуты. Он дорожил Пел, и я обещал ему спасти ее. Он выдал мне десять тысяч долларов в оплату за мои услуги, а я теперь уклоняюсь от выполнения нашего договора. На его месте было вполне логично предположить, что меня перекупили за более крупную сумму и что я его, как он выразился, «надул». А в кругах Мантина есть только одно средство для лечения этой болезни. Рубашка стала мне вдруг слишком мала. Я ослабил узел галстука и расстегнул ворот рубашки.
– Скажи мне, милая, – спросил я Мэй, – каким я становлюсь, когда напиваюсь?
Мэй задумалась.
– Право, это сложно определить. Даже я не могу с уверенностью сказать, пьян ты или нет. Ты не шатаешься, ты не грубишь. Ты вырубаешься, но по твоему виду этого не заметишь. Ты становишься веселым, говоришь с апломбом и немножко донкихотствуешь.
– Как это?
– Ты хочешь исправить несправедливость во всем мире и утверждаешь, что тебе вполне по силам это сделать.
– Другими словами, я становлюсь совершенно ненормальным?
– Да, но очень симпатичным. До того момента, когда ты окончательно ломаешься. Тогда ты становишься плохим.
Именно так и было в «Бат Клабе» до того момента, когда я рухнул лицом вниз и потащил потом Лу в «Глэдис Отель». Я посмотрел на свои руки. Они дрожали. Я не был трусом. Это я доказал во время войны и имел несколько наград, подтверждающих это. Но сегодня было совсем другое дело. Это больше походило на те задания, которые приходилось выполнять на островах Тихого океана, когда за стволом каждого дерева сидел в засаде вражеский снайпер и все деревья в джунглях походили одно на другое. Я даже не знал, откуда Мантин звонил. Может быть, он стоял в этот момент под моим окном и ждал удобного момента, чтобы подстрелить того, кого он считал за желтолицего. Я направился в нашу комнату и вытащил из-под стопки белья мой 38 калибр. С правом ношения оружия у меня все было в порядке, так как я работал у адвоката.