День святого Валентина (сборник)
Шрифт:
— Ах, она тебя попросила! А ты всегда готова подлости делать! А вот это ты видела?! — И Шмаевский поднес к ее носу кулак.
— Руслан! Не надо! — тихо сказала Катя и пошла от них по коридору к выходу.
У нее опять так сильно забилось сердце, что она испугалась: сейчас все услышат этот набат, уроки прервутся, и из классов повалят школьники. Надо срочно куда-нибудь скрыться! Оказывается, он писал не Таньке! Он писал ей, Кате! Ну конечно! Бэт ведь не позволила ей взять записки в руки. Наверняка на их обратных сторонах была написана Катина
Катя уже хотела сбежать вниз по лестнице, но ее схватил за плечо Руслан. Она обернулась.
— Теперь ты мне веришь? — спросил он, заглядывая ей в глаза.
Она не знала, что сказать. Ее переполняли разноречивые чувства: гадливость по отношению к Бэт и Ватниковой, щемящая нежность к Руслану и испуг оттого, что все теперь должно пойти как-то по-новому. Сможет ли она справиться с этим новым? Хватит ли у нее на это сил?
— Верю, — все же ответила она. Она не могла не верить. Если теперь ему не поверить, то лучше уж сразу умереть. Можно даже под кулаками бандита из подворотни…
— Тогда возьми… — Руслан порылся в школьной сумке и вытащил на свет смешного ухмыляющегося зайца в полосатых черно-желтых штанах на одной лямке и с огромной пуговицей на животе. — Я писал в записке… это подарок… ко Дню влюбленных…
Катя взяла зайца в руки и рассмеялась, рассматривая его плутоватую физиономию и длинные мягкие уши. Как хорошо, что Руслан не выбрал для нее какого-нибудь пошлого розового медведя с надписью «I love you» на пузе. Как же хороша эта огромная пуговица на заячьих штанах!
— Я знал, что тебе понравится, — улыбнулся Шмаевский и посмотрел на часы. — Через пять минут урок кончится. Пошли в столовую, пока нет очереди в буфет. Я угощаю!
Катя радостно кивнула.
Они уже пили сок со щедро посыпанными пудрой пончиками, когда прозвенел звонок с урока. Столовая быстро начала наполняться школьниками.
— Вот! Это тоже твое! — раздался над ухом Кати голос Лены Ватниковой.
Катя обернулась. Ватникова протягивала ей еще один сложенный треугольником лист в клетку, на котором почерком Руслана очень разборчиво было написано: «Прокофьевой К. 9 «Б».
— Это из общего ящика, который тут, у столовой, висел. Мы раздавали из него письма на дискотеке, но тебя на ней не было, — пояснила Лена.
Катя хотела развернуть лист, но Шмаевский не дал.
— Погоди. Не здесь, — сказал он. — Пошли!
И они направились к кабинету биологии, где у девятого «Б» должен был проходить второй урок. Из толпы одноклассников Руслан вытащил Мишку Ушакова.
— Слушай, Миха, сейчас идем на первый этаж, ты отвлекаешь охранника, а мы с Катей уходим из школы!
— Ну вот… Только хотел параграф повторить. Биологичка как пить дать спросит… — проворчал Ушаков.
— Мишка, ты мне друг или нет? — возмутился его промедлением Руслан.
— Ну друг… Только сам знаешь, дядя Коля может мне не поверить…
— А ты уж постарайся как-нибудь!
Мишка посмотрел на Катю с зайцем, прерывисто вздохнул, как маленький ребенок, у которого не было такого красивого зайца, и буркнул:
— Ну разве что для дела…
— Да идешь ты наконец или нет?!
— Ну пошли…
— Интересно, что сделает охранник с Ушаковым, когда никакой драки на втором этаже не обнаружит? — спросила Катя, когда они со Шмаевским уже шли по улице, застегивая на ходу куртки.
— Ты за Мишку не волнуйся! Он выкрутится! Не впервой! — рассмеялся Руслан. — А здорово он крикнул: «Дядя Коля! Они там сейчас переубивают друг друга!» Я сам бы поверил, если бы не знал, в чем дело. Это он на «Онегине» натренировался. По-моему, ему надо в театральный институт идти!
— Точно, — согласилась Катя. — Он даже стихи теперь не воет, как раньше, а с большим чувством читает. Аж мороз по коже!
Одноклассники уже вышли за ограду школьного двора и остановились в некотором замешательстве. Куда идти? Шмаевский подумал с минуту и предложил:
— А пойдем к нам! Отец на работе.
— А это удобно? — спросила Катя и обильно покраснела.
— Чего же тут неудобного?
— Ну… не знаю…
— Ничего не бойся, Катя, — серьезно сказал Руслан, и она поняла, что с ним ей действительно нечего бояться.
— А теперь я могу прочитать твое письмо? — спросила она, когда уже сидела в кресле квартиры Шмаевских.
— Можешь, только не смейся… — ответил он.
Катя развернула уже изрядно помятый листок и прочитала:
…Сколько ни говорите о печальном, Сколько ни размышляйте о концах и началах, Всё же я смею думать, Что вам только пятнадцать лет. И поэтому я хотел бы, Чтобы вы влюбились в простого человека, Который любит землю и небо Больше, чем рифмованные и нерифмованные Речи о земле и о небе. Право, я буду рад за вас, Так как — только влюбленный Имеет право на звание человека.— Но… это же не Пушкин? — спросила потрясенная Катя.
— Конечно, не Пушкин, — согласился Руслан.
— Так чье же… Неужели твое?
— Нет. Я действительно больше люблю землю и небо, чем строки о них. Я не умею писать стихов.
— Разве это стихи?
— Не знаю… Наверное, стихи.
— Чьи?
— Александра Блока.
— Но мы ведь еще не проходили…
— Ну и что! Я искал какое-нибудь стихотворение… для тебя… Отец посоветовал посмотреть у Блока.
— Ты сказал ему про меня? — ужаснулась Катя.