День вампира (сборник)
Шрифт:
Это действительно был минимаркет, небольшой магазин самообслуживания с длинными стеллажами, на которых стояли разнообразные товары. Но в отличие от всех магазинов, которые Гошу попадались на пути, этот – работал. За единственной кассой сидел какой-то парень, и к нему выстроилась небольшая очередь.
– Однако… – пробормотал Гош. У него на глазах старенький механический кассовый аппарат выбил чек, и из рук в руки перешли деньги. Продавец отсчитал сдачу.
Полная иллюзия того, что жизнь продолжается. Безумный мальчишка, как и многие психи, на самом деле зрил в корень. Здесь вполне могли
Гош выскочил из магазина как ошпаренный.
– Вот так и живем, – философски сказал бородач. – Каждый сходит с ума по-своему. Шиза косит наши ряды. Маразм крепчает. Но если про это не знать, можно долго быть молодым.
Гош огляделся в поисках мальчика Пети и облегченно вздохнул, увидев, что тот выглядывает из-за кустов неподалеку и, кажется, выходить не спешит.
– Вот так сидишь, пьешь свой утренний кофе, читаешь газету, и вдруг как подумаешь – а не повеситься ли мне? – сообщил бородач.
– А где твой «Харлей-Дэвидсон»? – угрюмо спросил его Гош, просто так, чтобы перебить этот словесный понос.
– Борькины прихвостни раздавили, – с готовностью ответил тот. – В лепешку. Танком.
Гош счел за лучшее промолчать и зашагал к машине.
– Тебе направо! – крикнули ему в спину. – Там все наши. Если дома никого, значит, у реки валяются.
Гош уселся за руль и крепко потер ладонями глаза.
– Долго я так не выдержу, – сказал он Белле. – Ты меня останови, если что. Ладно?
«Дом», где жили «наши», оказался симпатичным зданием гостиничного типа с парковкой, забитой ухоженными машинами. По ступеням, небрежно помахивая цветастым полотенцем, спускалась высокая светловолосая девушка в шортах и короткой майке.
Гош узнал ее сразу, но как-то странно, по частям. Ноги… Грудь… Волосы… Лицо. Есть! Ему вдруг стало очень неуютно, и все поплыло перед глазами. Он съежился на сиденье, пытаясь стать маленьким и незаметным. Зачем? Этого Гош не понимал, но дурное предчувствие оказалось сильнее него.
– Гошка! – крикнула Ольга, роняя полотенце.
У нее даже имя было такое же. И вообще, она чертовски напоминала его жену. Только волосы не бронзовые, а цвета платины. И лицо попроще. И совсем другое отношение к жизни. А так – один в один. Красивый, и в свое время очень близкий человек.
Гош вышел – скорее выпал – из машины и попытался хоть что-то сказать. Но на него уже с криком набросились, крепко обняли, впились в губы, повисли на шее.
– Любимый! – выпалила Ольга, на миг отрываясь от мужчины и слегка его встряхивая, дабы удостовериться, что это не галлюцинация. – Мой! Наконец-то! Господи! Любимый! Как я тебя искала… Как ждала… Гошка! Это ты?!
– Здравствуй, – пробормотал Гош.
Когда они в последний раз встречались, Ольга уже третий год была замужем, а ее дочери исполнилось полтора.
– Единственный мой! – простонала она, сжимая Гоша в объятиях.
«Мама! – взмолился Гош про себя. – За что?! Ее-то за что так?!»
Ольга радостно плакала у него на груди.
– Как ты? – спросил он через силу, чувствуя, что и сам может сейчас разреветься от тоски и безысходности.
– Все…
«Она не помнит, – поставил диагноз Гош, обнимая плачущую Ольгу. – Ни как и почему мы расстались, ни Ваську своего, ни девочку… Как ее звали? Неважно. Остался в памяти только я. И что же нам теперь делать?»
Ближе к вечеру Гош вышел из дома, сел на ступеньки, закурил и положил руку на крепкое мохнатое плечо доверчиво прижавшейся к нему Беллы. От реки, беззаботно переговариваясь, возвращались «анархисты» – веселый и приветливый народ, силой вырвавший у Бориса этот клок московской земли и устроивший здесь нечто среднее между первобытным коммунизмом и пиром во время чумы. На Гоша и его собаку поглядывали с интересом, даже небрежно здоровались, но близкий контакт наладить никто не пытался. Захочет человек – приживется, не захочет – уйдет. Такие здесь были порядки.
Гош смотрел на людей, улыбался им и думал, насколько же их нынешняя расслабленность зиждится на предчувствии скорого конца. Уже через месяц-другой наступят холода, и вместо праздника начнется тупое выживание. И рано или поздно «Свободную зону» раздавит княжество Бориса. Либо проглотит, либо вышвырнет из города. Но это будет завтра. Пока что молодые люди с инфантильным упорством обреченных хотят не выживать, а просто жить.
Гош оглянулся на окна, за одним из которых спала Ольга. Бедная так перенервничала, что у нее начался сильнейший постстрессовый «отходняк». Гош уложил ее и сидел рядом, держа за руку, пока она не уснула. Нервным и тревожным сном, но все-таки уснула. Конечно, она ничего не помнила. И конечно, Гош не нашел в себе достаточно мужества рассказать ей хоть что-то. Но и мужества лечь в постель с остро нуждающейся в ласке женщиной, с которой провел когда-то много ночей, он тоже в себе не чувствовал. Он любил другую.
Означала ли эта негаданая встреча, что у него появился шанс найти ту, без которой жизнь потеряла смысл? Нет. Даже наоборот. Чудес не бывает дважды. Лимит удачи исчерпывался. Впереди, скорее всего, ждали неприятности.
Он не найдет больше никого. Ни-ко-го. Пора с этим смириться.
А в доме звенели посудой и смеялись. На площадку въехала мокрая автоцистерна, дала гудок, из дверей посыпался народ с ведрами и канистрами. «А может, выкарабкаемся как-нибудь?» – подумал Гош, наблюдая за веселой суетой у крана, из которого хлестала вода.
Он знал теперь очень много о том, что произошло в Москве за последние месяцы, когда люди начали «просыпаться» и сбиваться в стаи по интересам. Здесь у каждого была своя история, как правило, очень горькая. Тот же Борис – уникальный случай «пробуждения» с полным объемом памяти и хорошо сохранившейся личностью при этом – сумел найти семью: жену и сына. Мертвыми. Бородатый толстяк, опекавший мальчика Петю, был раньше учителем. Очнувшись незнамо где, он вспомнил координаты летнего загородного лагеря, где должен был по идее находиться. Бросился туда и увидел, что в корпусах лежат мирно на кроватях ссохшиеся трупики его подопечных. Ольга вернулась в дом, который помнила с детства, и нашла останки своих родителей.