День Зои Виноградовой (сборник)
Шрифт:
Понимаете, современная дорожная автоматика выполняет то, что когда-то было привычными рефлексами человеческого тела и мозга, вместо ваших ста электронных приборов работала автоматика той кибернетической машины, очень сложной и особо регулируемой, какой является в известной мере человеческий организм. На нее опирался человек, ориентируясь в обстановке и принимая быстрые решения. У Реброва современная автоматика ничем не заменена. Он беззащитен.
Вот почему я считал и считаю, что человек нашего времени не сумеет благополучно
Постепенно пейзаж менялся. Появились кустики. Сначала робкие, одиночные, затем все более густые, похожие на сильно увеличенные кочки. Равнина становилась чуть всхолмленной, а далеко в стороне показались настоящие горы, правда, сглаженные, обточенные ветром. Кривые березки собирались в рощицы.
Дорога все так же неумолимо прямо шла к горизонту, и, сжимая воздух, по ней неслись, словно в сумасшедшей гонке, тысячи машин. Карамышев ловил себя на том, что ему хотелось нажать на акселератор и очертя голову мчаться, обгоняя соседей. Но в их машине, к счастью, не было педалей.
Кабриолет вдруг сбавил ход. Они въехали на виадук; внизу замелькали рельсы — несколько параллельных линий. Справа виднелась станция. К ней вели дугообразные ответвления от шоссе, у начала которых стояли столбы-регулировщики, сигнализирующие машинам, что здесь поворот к станции.
— Отпадает, — сказал Павленко, взглянув на спутника, порывисто приподнявшегося на сиденье. — Если бы он свернул к станции, он дал бы о себе знать.
— Вы правы, — со вздохом ответил Карамышев и снова задумался. — Вы утверждаете, что современная машина не может наехать на другую? — вдруг спросил он.
— Абсолютно. Скорость впереди идущей машины увеличивается автоматически… При обгоне вступают в действие свои железные правила. В общем врезаться в другую машину автоматы вам не позволят.
— Нам? А Реброву?
— Реброву? — переспросил озадаченно инженер. Его бодрый тон экскурсовода разом сник. — Вы хотите сказать…
— Ребров может налететь на любую машину беспрепятственно? — безжалостно повторил вопрос Карамышев.
Но Павленко уже оправился.
— Если бы случилось что-либо подобное, мы давно бы знали о происшествии.
— И все-таки оно случилось. То самое столкновение, которое было неизбежно.
Карамышев откинулся на спинку сиденья.
— Слушайте, — он положил руку на плечо инженера. — Произошло что-то нам неизвестное. Где? В самом конце пути? Когда? В то время, когда Ребров сильно утомился. Дорожное происшествие, вероятнее всего, могло случиться там, где пейзаж особенно однообразный.
Павленко слушал очень внимательно.
— Тогда перед нами самые подходящие километры, — сказал он. — Позади однообразная тундра, которая тянулась сотни километров и вполне могла усыпить Реброва. Недостает только чего-то
— Смотрите! — перебил его Карамышев.
Кабриолет выехал на обочину и замер.
На лужайке, окруженной низкорослыми деревьями, происходило нечто странное. Черный блестящий лимузин то двигался рывками вперед, то подавал назад, то описывал почти полный круг.
— Это его машина! — воскликнул Павленко.
Они вышли из кабриолета и стали спускаться по некрутому откосу. Лимузин на лужайке продолжал выделывать па своего странного танца.
— Привет! — закричал Павленко и помахал рукой. — Не устроить ли перерыв?
Ответа не было. Лимузин развернулся так, что заскрипели колеса, и ринулся прямо на Павленко. Тот едва успел отскочить в сторону. Автомобиль врезался в кусты, но тотчас отпрянул назад и чуть было не сшиб Карамышева.
— Там никого нет! — закричал Карамышев.
Действительно, автомобиль был пуст.
— Отойдем в сторону, — инженер потянул Карамышева за рукав. И вовремя. Лимузин, этакий гроб на колесах, прошуршал по траве рядом с ними.
— Ослеп! — невольно крикнул Карамышев.
— Скорее взбесился, — заметил инженер. — Давайте укроемся в кустах. А то этот псих нас задавит.
Они отошли за кусты на краю лужайки и, придерживая руками ветви, стали наблюдать за «психом». В действиях его обнаруживалась некоторая закономерность. Он довольно лихо катил по открытому месту, но, едва упершись в кусты, отлетал словно ошпаренный.
— Кустобоязнь, — сказал Павленко, — так я определил бы заболевание.
— Но это случай не медицинский.
— Но и не инженерный. Машины не страдают расстройством нервной системы. Скорее это по вашей части.
— Смотрите, он вырвался!
Черный лимузин нашел просвет в кустах, окаймляющих лужайку, и устремился туда. Он двигался по зеленому коридору, словно пьяный. Тыкался в кусты, вытаскивал нос из зарослей и неправильными зигзагами пробирался к выходу.
Он прошел рядом с Павленко и Карамышевым, и те могли рассмотреть исцарапанный кузов, помятое крыло и треснутое переднее стекло.
Автомобиль сделал еще несколько порывистых движений и выбрался, наконец, из рощицы.
— Здесь он стал более опасным, — забеспокоился инженер.
— Нам нельзя выходить на открытое место.
Осторожно, словно выслеживая крупного зверя, они пробрались к опушке.
Автомобиль крутил «мордой», словно прицеливаясь, куда бы ткнуться. Он тыкался вправо, влево, отходил назад, делал легкий поворот, устремлялся в новом направлении, но, пройдя метров двадцать, возвращался, чтобы тотчас снова броситься вперед.
— Что он ищет? — прошептал Карамышев.
Но, кажется, автомобиль нашел, что искал.
Он подкатил к началу откоса, ведущего к шоссе, и, словно убедившись, что перед ним желанная цель, принялся взбираться по травянистому склону.