Deng Ming-Dao

Посвящается Сифу и моим родителям

БЛАГОДАРНОСТИ

Впервые приступая к работе писателя в 1982 году, я получил неоценимую помощь от Элизабет Лоуренс Калашникофф. На протяжении моей последующей карьеры она оставалась для меня источником вдохновения, поддержки и самым лучшим советчиком. Именно

Элизабет первая увидела возможность объединить все дневники в единую книгу. Мне искренне жаль, что эта удивительная женщина покинула этот мир, так и не увидев выхода этой книги в свет; и все же моя благодарность ей поистине безгранична.

На протяжении нескольких лет неоценимую помощь мне оказывали многие люди.

Клейтон Карлсон, Марк Зальцведель и Эми Хертц во многом помогли мне в редактировании этой книги.

Лянь Фун из Сингапура, Су Юнли и Ли Сычи из Гуаньчжоу поделились своими личными воспоминаниями о Шанхае и Ду Юэшэне. Джон Сервис и Фредерик Уэйкмэн дополнили эту информацию сведениями исторического и исследовательского характера.

Ивонн Истмэн и Пэгги Джи оказали содействие в распечатке первоначального рукописного варианта издания.

Безмерную помощь оказали мне члены семьи и родители, которые помогали мне всеми возможными способами.

Наконец, слова благодарности я адресую лично Квану Сайхуну, который снабдил меня материалами для этого труда, драматично и четко отразив историю наследия даосских мастеров.

Как и многие, я слышал о даосизме лишь обрывки информации. То была эзотерическая духовная традиция, которую воспринимали лишь эксцентрические и нонконформистски настроенные личности. Кое-кто из поэтов-битников переводил даосскую поэзию, находя в ней вдохновение. Многие образы даосизма брали свое начало в глубинах природы. Даосизм предлагал практические занятия по повышению продолжительности жизни; а «Дао дэ цзин» многими воспринималась как совершенно глубокий, но столь же непонятный ключ к пониманию даосизма.

Более всего меня занимало растущее осознание того, что даосизм соединял в себе совершенно невообразимый набор искусств и умений. Я всегда восхищался любой традицией, которой удалось преодолеть путь от простого предсказания будущего до высших уровней медитации, от боевых искусств до глубокого духовного просветления. Здесь же все было ясно: основным способом постижения Дао оставалась медитация. А научиться медитации можно было лишь с помощью «прямой передачи знаний» от Учителя.

Я был совершенно уверен, что такой способ – единственно правильный. Все мои попытки следовать описаниям в книгах оказались безуспешными – не только потому, что сидение скрестив ноги в клубах дыма от курительной палочки казалось мне жутко нудным занятием. Наоборот, это лишь стимулировало мой интерес к даосизму, ибо из всех великих традиций духовного совершенствования лишь даосизм утверждал, что медитация может происходить регулярно и методично. Больше всего меня интриговало (особенно после созерцания странных движений даосского мастера в городском парке) то, что даосизм можно было постигнуть, овладевая боевыми искусствами.

Все это достаточно интересовало меня, хотя в своих занятиях я практически не шел дальше тайцзи-цюаня. Услышав от двух своих знакомых, что они собираются посетить господина Квана – шестидесятипятилетнего учителя боевых искусств, – я решил, что вполне могу посмотреть на занятного старика. Кроме того, я надеялся поддержать интерес моих друзей: вполне могло случиться, что учитель не говорит по-английски, так что я могу оказаться полезным в роли переводчика. В уединенный уголок парка, где преподавал учитель, мы пришли довольно рано. Вокруг не было ни души. Мы решили отправиться в дальний конец тренировочной площадки, чтобы немного размяться в ожидании учителя. Все уже порядком погрузились в комплекс тайцзи-цюаня «Толкающие Руки», когда в кустах появился силуэт достаточно рослого мужчины.

На вид ему было около тридцати. Черные волосы густым шатром укрывали его невероятно мощные плечи. Незнакомец был одет в серый свитер и коричневый спортивный костюм. Он стоял абсолютно неподвижно, без всякого смущения разглядывая нас. Наконец мне это надоело.

Незваный гость выглядел словно студент колледжа; он вел себя так, будто намеренно хотел подразнить людей. Если это был ученик Квана, тогда почему бы ему просто и с уважением не подождать своего учителя вместо того, чтобы пялиться но сторонам? Вскоре мужчина исчез, а через несколько минут одна из учениц Квана сообщила, что учитель пришел и готов начать урок. Пока мы спускались к подножию холма, девушка предупредила нас, что ее учитель – самый лучший, однако очень традиционен и «немного склонен к эксцентричности».

Когда мы пришли, все присутствующие выполняли цигун. В первую же секунду меня поразили разнообразие и сила движений. Казалось, что позы выполняются через силу, но при сохранении равновесия. К моему удивлению, занятиями группы руководил тот самый незнакомец.

Я повернулся к ученице:

– Это кто – один из старших учеников?

– Нет, это сам мистер Кван.

– Да?! А я думал, что ему за шестьдесят.

– Так и есть.

Я внимательно присмотрелся к учителю. Седины у мистера Квана почти не было; чтобы ее заметить, следовало хорошенько присмотреться. Кожа на широком, скуластом лице была гладкой и чистой, а большие сияющие глаза свидетельствовали о том, что их обладатель чутко осознает все происходящее вокруг. Мужчина, казалось, был как никто далек от общепринятого представления о пожилом, умудренном годами учителе.

Когда подошло время перерыва в занятиях, нас официально представили ему. Мистер Кван показался весьма Смущающимся человеком; после знакомства он вновь погрузился в созерцание своих учеников. В конце занятий, получив заверения, что с мистером Кваном вполне можно общаться, я решился заговорить с ним.

Согласно исконной восточной традиции, учитель может считаться хорошим ровно настолько, насколько хороша родословная его школы. Спросив мистера Квана об этом, я с изумлением услышал, что некоторые его учителя были известнейшими мастерами Китая. Мистер Кван рассказал, что, в частности, его учили Ян Чэнфу и Чэнь Вэйминь из Тайцзи; Сунь Лутан из Синъи; Фу Чжэньсун и Чжан Чжаодун из Багуа; наконец, Ван Цзыпин из Мичжунъи. Позже я обнаружил, что мистер Кван изучал многие виды боевых искусств – в частности, Шаолиньскую и Даосскую школы, стили Обезьяны, Орла, Журавля, Змеи и Тигра. Как оказалось, мистер Кван много путешествовал по миру. Он посетил Индию и Тибет, чтобы изучить йогу и другие техники медитации; был солдатом, цирковым артистом, артистом труппы Пекинского оперного театра, преподавателем политологии Пекинского университета и секретарем в кабинете министров Чжоу Эньлая.

Его боевое прошлое привлекало меня. Большинство мастеров сегодняшнего времени могли учиться лишь у учеников этих прославленных Учителей; теперь же передо мной был один из тех представителей первого поколения, кто получил свои знания непосредственно у великих. Желание заниматься у мистера Квана переполнило меня, и я попросил его учить меня.

Предложение совершенно очевидно ошеломило мистера Квана. Казалось, что финансовые соображения как нельзя более далеки от него. С сомнением в голосе мистер Кван сообщил, что это обойдется мне в тридцать пять долларов ежемесячно. Потом последовала пауза, после которой мистер Кван добавил, что за эту сумму ученик может заниматься у него четыре-пять раз в неделю – если хочет, конечно. Еще заминка. Словно почувствовав, что сказанное не в полной мере оправдывает размер оплаты, мистер Кван пустился объяснять, на что пойдут остальные деньги.

Как выяснилось, из тридцати пяти долларов мистер Кван тратил на себя лишь десять; еще десять долларов шло на строительство будущей школы, а оставшиеся пятнадцать мистер Кван отправлял в Китай своему учителю, чтобы поддержать его.

Я спросил у мистера Квана, как зовут его учителя: ведь все те, кого он назвал, уже ушли из жизни, и я гадал, кого же он имеет в виду.

– Мой даосский учитель, – ответил мистер Кван.

– Ваш даосский учитель? – с волнением переспросил я. – Но ведь он, наверное, совсем старый!