Деньги, банковский кредит и экономичские циклы
Шрифт:
Сбережения всегда требуют, чтобы экономический агент уменьшил свое потребление (т. е. пожертвовал им), высвобождая тем самым реальные блага. Сбережения не образуются вследствие простого увеличения количества денежных единиц. Если новые деньги не тратятся немедленно на потребительские блага, это вовсе не означает возникновения сбережений. Селджин защищает эту позицию, когда он критикует Махлупа [747] , который пишет, что экспансионистское предоставление ссуд создает покупательную способность, которую никто предварительно не изымал из потребления, т. е. не сберегал. Чтобы кредит не искажал производственную структуру, он — рассуждая логически — должен происходить из предварительно сделанных сбережений, которые обеспечили бы необходимые настоящие блага, фактически сбереженные инвестором. Если такого отказа от потребления не произошло, а инвестиции финансируются искусственно созданным кредитом, то производственная структура неизбежно подвергается искажению, даже если объем вновь созданных фидуциарных средств обращения соответствует предшествующему росту спроса на них. Поэтому Селджин вынужден переопределять понятия сбережений и создания кредита. Он утверждает, что сбережения создаются самим фактом создания новых фидуциарных средств обращения и в самый момент их создания при условии, что их начальный держатель может свободно решать, потратить их на потребительские блага или нет. Это позволяет ему также защищать тезис о том, что кредитная экспансия не генерирует экономического цикла, если она соответствует предшествующему росту спроса на фидуциарные средства обращения. Короче говоря, этот аргумент эквивалентен давно отвергнутому (как мы установили это в главе 7) аргументу Кейнса.
747
Необоснованная критика Махлупа содержится в прим. 20 на с. 184 книги Селджина: Selgin, The Theory of Free Banking. Селджин посчитал бы весь объем кредита, показанный площадью А на нашем рис. 8–2, «трансфертным кредитом», потому что это — «кредит, предоставленный
Создание фидуциарных средств обращения имеет еще одно следствие. Оно увеличивает предложение денег и снижает тем самым их покупательную способность. Это тот способ, которым банки коллективно «экспроприируют» ценность денежных единиц, принадлежащих гражданам. При этом указанная «экспроприация» практически не замечается, поскольку она не воспринимается непосредственно органами чувств. Как плохая шутка звучит утверждение, что экономический агент, у которого таким образом изымают деньги, на самом деле (добровольно?) осуществляет сбережения. Неудивительно, что эта доктрина защищается такими авторами, как Кейнс, Тобин, Пойнтдекстер, и всеми теми, кто оправдывает инфляционизм, кредитную экспансию и «эвтаназию рантье» ради того, чтобы активная экономическая политика агрессивно впрыснула бы в экономику «достаточный» объем «агрегированного спроса». Что на самом деле удивительно, так это то, что такие авторы, как Селджин и Хорвиц, принадлежащие (или по крайней мере принадлежавшие) к австрийской школе и которые поэтому могли бы быть более осведомленными о соответствующей опасности, не нашли ничего лучше, как прибегнуть к аргументации этого сорта, чтобы оправдать свою систему «свободной банковской деятельности с частичным резервированием» [748] .
748
В качестве дополнительного преимущества предлагаемой им системы Селджин называет тот факт, что экономические агенты, хранящие остатки наличности в форме фидуциарных средств обращения, созданных с рамках системы свободной банковской деятельности, могут получать на свои деньги финансовый доход и пользоваться целым рядом банковских услуг (проведение платежей, услуги счетоводов, кассиров и т. п.) «бесплатно». Селджин, однако, забыл упомянуть о некоторых издержках свободной банковской деятельности, таких как искусственные бумы, растрата ресурсов в ошибочных инвестициях и экономические кризисы. Он также не упомянул то, что мы считаем наихудшим пороком этой системы: нарушение принципов права при свободе банковской деятельности ведет к появлению центральных банков в качестве кредиторов последней инстанции. Их целью является поддержка банкиров и создание ликвидности, необходимой для того, чтобы убедить граждан, что они в любой момент могут восстановить свои вклады. Что до предполагаемых преимуществ в виде получения процентов по вкладам и бесплатных кассиров, то остается неясным одно обстоятельство. Будет ли чистая доходность, которую экономические агенты получают в виде начислений по текущим счетам (за вычетом потерь из-за хронического снижения покупательной способности), меньше, равна или больше доходности от фактически сбереженных и данных в кредит средств при 100 %-ном резервировании, за вычетом расходов на кассиров и счетоводов?
Проблема исторических примеров свободной банковской деятельности
Авторы новой банковской школы уделяют значительное внимание историческим исследованиям. С их помощью они рассчитывают подкрепить свои теоретические положения о способности системы свободной банковской деятельности предотвращать чередование экономических бумов и спадов благодаря механизму «денежного равновесия». Однако имеющиеся эмпирические исследования пока не нацелены на поиски ответов на вопрос, предотвращает ли свободная банковская деятельность кредитную экспансию, искусственные бумы и спады в экономике. Вместо этого исследователи сосредоточили свое внимание на выяснении того, являются банковские кризисы и набеги вкладчиков более или менее частыми и болезненными при этой системе по сравнению с банковской системой с центральным банком (что очевидно представляет собой поиски ответа на другой вопрос) [749] .
749
К сегодняшнему дню теоретики детально изучили около 60 систем свободной банковской деятельности, существовавшей в прошлом. Общий вывод звучит следующим образом:
«Доля банковских банкротств ниже в системах, где отсутствуют ограничения на [собственный] капитал, открытие отделений и диверсификацию (таковы случаи Шотландии и Канады), по сравнению с системами, имеющими указанные ограничения (Англия и США)».
Однако такая постановка вопроса не имеет отношения к главной проблеме, поскольку этими исследованиями не было установлено, был ли запущен цикл кредитной экспансии с последующими спадами. См.: The Experience of Free Banking, Kevin Dowd, ed., pp. 39–46. См. также: Kurt Schuler and Lawrence H. White, «Free Banking History,» The New Palgrave Dictionary of Money and Finance, Peter Newman, Murray Molgate and John Eatwell, eds. (London: Macmillan, 1992), vol. 2, pp. 198–200. Цитируемый отрывок находится на с. 108 этой статьи.
В одном из исследований Джордж Селджин рассматривает случаи возникновения банковских паник в различных исторических системах свободной банковской деятельности. Они сопоставляются с набегами на банки, имевшими место в системах, контролируемых центральным банком. Селджин установил, что во втором случае банковские кризисы были более многочисленными и острыми [750] . Более того, центральным тезисом основной книги по свободной банковской деятельности в Шотландии (книга написана с позиций новой банковской школы) является утверждение, согласно которому шотландская банковская система, которая была «более свободной», чем английская, была и более «стабильной» и переживала меньше финансовых потрясений [751] .
750
George A. Selgin, «Are Banking Crises a Free-Market Phenomenon?» — доклад, представленный на региональном съезде Общества Мон-Пелерин, Рио-де-Жанейро, 5–8 сентября 1993 г., с. 26–27.
751
White, Free Banking in Britain.
Однако, как указал Мюррей Ротбард, тот факт, что в Шотландии с ее свободой банковской деятельности в относительном выражении разорилось меньше банков, чем в Англии с ее центральным банком, не обязательно означает, что первая система имеет преимущества перед второй [752] . В действительности банкротства банков на практике предотвращались центральным банком, но с юридической точки зрения это не делает такую систему лучшей по сравнению со свободой банковской деятельности. Это делало ее только хуже. Ведь банкротства банков ни в коей мере не указывают на плохую работу системы. Наоборот, они говорят о том, что начался стихийный здоровый процесс, обратный тому, который был инициирован банковской практикой частичного резервирования, представляющей собой систему узаконенных привилегий и подрыв рыночного начала. Поэтому, если бы свободная банковская деятельность с частичным резервированием не сопровождалась регулярными банкротствами и приостановкой платежей, мы могли бы подозревать наличие некоего институционального фактора, который защищает банки от последствий практики частичного резервирования и играет тем самым роль, аналогичную той роли, которую играет центральный банк, выступая кредитором последней инстанции. В случае Шотландии банки настолько приучили публику использовать в сделках свои собственные банкноты, что практически никто не требовал погашения их золотом. Те клиенты, которые время от времени требовали в банковском окошке металл, обычно сталкивались с отказом и сильнейшим давлением со стороны своих банкиров, которые обвиняли их в нелояльности и угрожали трудностями при получении кредитов в будущем. Более того, как показал профессор Сидни Чекленд [753] , шотландская система свободной банковской деятельности с частичным резервированием все же прошла через частые, сменяющие друг друга стадии кредитной экспансии и сжатия, которые породили экономические циклы в виде чередования подъемов и спадов в 1770, 1772, 1778, 1793, 1797, 1802–1803, 1809–1810, 1810–1811, 1818–1819,1825–1826, 1836–1837, 1839 и 1845–1847 гг. Иными словами, даже если в Шотландии было относительно меньше банковских паник, чем в Англии, чередование бумов и спадов было одинаково суровым, и, несмотря на высоко превозносимую свободу банковской деятельности, Шотландия не избежала кредитной экспансии, искусственных бумов, за которыми следовал серьезный экономический спад [754] .
752
Rothbard, «The Myth of Free Banking in Scotland,» Review of Austrian Economics 2 (1988): 229–245, esp. p. 232.
753
Sidney G. Checkland, Scottish Banking: A History, 1695–1973 (Glasgow: Collins, 1975). Уайт сам признает в своей книге, что книга Чекленда представляет собой безупречное историческое исследование шотландской банковской системы.
754
Хотя предстоит сделать еще очень много, уже появились исторические исследования свободной банковской деятельности с частичным резервированием и незначительными (если вообще существующими) законодательными ограничениями и без центрального банка, которые подтверждают, что эти системы были в состоянии провоцировать значительную кредитную экспансию и экономический спад. Как показал Карло Чиполла и другие, это происходило, в частности, на итальянском и испанском финансовых рынках в XIV–XVI вв. (см. выше, главу 2, раздел 3), а также в Шотландии и Чили, о которой говорится ниже.
Финансовая система Чили в XIX в. дает еще одну историческую иллюстрацию неспособности системы свободной банковской деятельности с частичным резервированием предотвратить искусственное расширение кредита и экономический спад. В первой половине XIX в. Чили не имела центрального банка и установила требование 100 %-ного резервирования для частных банков. В течение нескольких десятилетий граждане этой страны противостояли попыткам внедрить систему частичного резервирования. Все это время страна развивалась в условиях значительной экономической и финансовой стабильности. Ситуация начала меняться в 1853 г., когда чилийское правительство наняло Жана-Густава Курсель-Сенеля (1813–1892), одного из наиболее авторитетных французских теоретиков свободной банковской деятельности с частичным резервированием, на должность профессора экономики в Университете Сантьяго-де-Чили. Влияние Курсель-Сенеля на чилийскую экономическую политику во время его 10-летнего пребывания в стране было так велико, что в 1860 г. был принят закон, разрешавший свободную банковскую деятельность с частичным резервированием (без учреждения центрального банка). С этого момента традиционная чилийская финансовая стабильность уступила место периодам искусственной экспансии (основанной на выдаче новых кредитов), сменяющимся банкротствами банков и экономическими спадами. Несколько раз размен бумажных денежных знаков на металл приостанавливался — в 1865,1867 и 1879 г. Начался период инфляции и серьезной экономической, финансовой и социальной нестабильности, до сих пор не стершийся из коллективной памяти чилийцев. Это объясняет, почему они и сегодня продолжают ассоциировать финансовые потрясения с экономическим либерализмом, который доктринерски проповедовал Курсель-Сенель [755] .
755
Альберт Хиршман пишет, что чилийцы даже демонизировали Курсель-Сенеля, обвиняя его во всех вообще экономических и финансовых бедах Чили XIX в. См.: Albert О. Hirschman, «Courcelle-Seneuil, Jean-Gustav,» in The New Palgrave: A Dictionary of Economics, John Eatwell, Murray Molgate and Peter Newman, eds (London: Macmillan, 1992), vol. 1, pp. 706–707. Мюррей Ротбард считал, что эта несправедливая демонизация была вызвана тем обстоятельством, что плохое функционирование свободной банковской системы, которую Курсель-Сенель ввел в Чили, дискредитировало его инициативы по дерегулированию в других сферах (таких как добыча полезных ископаемых), даже когда эти меры имели позитивные последствия. См.: Murray N. Rothbard, «The Other Side of the Coin: Free Banking in Chile,» Austrian Economics Newsletter (Winter, 1989): 1–4. Джордж Селджин ответил Ротбарду в своей статье «Short-Changed in Chile: The Truth about the Free-Banking Episode,» Austrian Economics Newsletter (Spring — Winter, 1990): 5ff. Селджин сам признает, что период свободной банковской деятельности в Чили с 1866 по 1874 г. был «эрой примечательного роста и прогресса», во время которой «были построены чилийские железные дороги и линии телеграфного сообщения, порт Вальпараисо был расширен и усовершенствован, а финансовые резервы выросли на четверть». В соответствии с австрийской теорией все эти явления в действительности представляют собой симптомы значительной кредитной экспансии, имевшей место в эти годы. Это развитие событий обязательно должно было пойти вспять в форме спада, что и случилось в действительности. Однако Селджин посчитал последовавший банковский кризис (но не экономический спад) следствием государственной поддержки искусственного паритета между золотом и серебром. Когда ценность золота выросла, фиксированный паритет привел к массовому отливу золотых резервов из страны (см.: Selgin, «Short-Changed in Chile,» pp. 5, 6 and footnote 3 on p. 7).
Более того, тот факт, что появляются различные исторические исследования, которые указывают, что в свободной банковской системе возникает меньше банковских банкротств и кризисов, чем в системе с центральным банком, не означает, что первая система свободна от таких эпизодов. Селджин сам упоминает по крайней мере три тяжелых кризиса, разоривших свободные банковские системы: кризис 1797 г. в Шотландии, кризис 1837 г. в Канаде и кризис 1893 г. в Австралии [756] . Если Ротбард прав и в остальных случаях роль центрального банка до некоторой степени выполняли институциональные ограничения, то число банковских кризисов могло бы быть много большим, чем в отсутствие таких ограничений [757] . В любом случае мы не должны считать отсутствие банковских кризисов безусловным критерием, говорящим о том, что та или иная банковская система является наилучшей. В противном случае даже самые радикальные теоретики свободной банковской деятельности с частичным резервированием должны были бы признать, что наилучшей банковской системой является та, в которой требуется 100 %-ное резервирование, так как по определению это — единственная система, которая при любых обстоятельствах предотвращает случаи банковской паники [758] .
756
Selgin, «Are Banking Crises a Free-Market Phenomenon?» Table 1(b), p. 27.
757
Раймонд Богарт, кажется, подтверждает тезис Ротбарда. Согласно Богарту мы располагаем документальным подтверждением того, что из 163 банков, созданных в Венеции с конца Средних веков, разорились по крайней мере 93. См.: Raymond Bogaert, Banques et banquires dans les cit'es grecques, p. 392, n. 513.
758
Так, Селджин признает, что «при 100 %-ном резервировании банковские кризисы невозможны». См.: George A. Selgin, «Are Banking Crises a Free-Market Phenomenon?» p. 2.
Итак, исторический опыт не подтверждает тезиса современных теоретиков свободной банковской деятельности с частичным резервированием. Экспансия банковского кредита порождает циклы бумов и депрессий даже в наименее контролируемых банковских системах, которым не удается избежать банковских паник и банкротств. Признание этого факта заставляет некоторых представителей новой банковской школы, таких как Стивен Хорвиц, настаивать на том, что, даже если исторические свидетельства, противоречащие их концепции, и имеют некоторое значение, они не могут служить основанием для того, чтобы отвергнуть теорию, согласно которой свободная банковская деятельность с частичным резервированием порождает только благотворные последствия. Для того чтобы опровергнуть эту теорию, говорят они, необходимо использовать более строгие теоретические процедуры [759] .
759
Что касается методологии, мы полностью согласны с позицией Хорвица (см.: Horwitz, «Misreading the ‘Myth’,» p. 167). Любопытно, однако, что вся эта школа, возросшая на изучении предполагаемых достоинств шотландской банковской системы, была вынуждена перестать ссылаться на исторические исследования свободных банковских систем. Стивен Хорвиц, комментируя обзор истории свободной банковской деятельности, сделанный Ротбардом, заключает:
«Если Ротбард прав, то мы должны более скептически отнестись к Шотландии как к примеру. Однако указание на факт государственного вмешательства сам по себе не может опровергнуть аргументов теории. Опыт шотландских банков не является ни совершенно свободным, ни достаточным примером для окончательного вывода. Теория свободной банковской деятельности пока находится на этапе становления, и ее оппоненты, для того чтобы опровергнуть ее, должны пытаться противопоставлять ей аргументы и на историческом, и на теоретическом уровне».
(р. 168). Именно это мы пытаемся сделать в настоящей книге.
Игнорирование правовой аргументации
Теоретики банковской деятельности на началах частичного резервирования стремятся исключить из своих исследований юридические соображения. Не понимая, что исследование проблем банковского дела должно быть в значительной степени междисциплинарным, они не видят тесной теоретической и практической связи между юридическими и экономическими аспектами всех общественных процессов.
Так, теоретики свободы банковской деятельности упускают из виду тот факт, что банковская практика частичного резервирования логически невозможна с юридической точки зрения. Действительно, в начале этой книги мы объяснили, что любой банковский кредит, выданный против средств, помещенных на вклад до востребования, приводит к двойному доступу к одному и тому же количеству денег. Одни и те же деньги доступны и настоящему вкладчику, и заемщику, который получает кредит. Очевидно, одна и та же вещь не может быть в распоряжении двух человек одновременно, и предоставление доступа к чему бы то ни было для второго лица в то время, как оно доступно для первого, является обманом [760] . Такие действия являются незаконным завладением собственности и мошенничеством, на которые подавали в суд, по крайней мере на раннем этапе развития современной банковской системы, как мы видели в главе 2 настоящей книги.
760
Hoppe, «How is Fiduciary Media Possible? — or, The Devolution of Money and Credit,» p. 67.
Но коль скоро банки получили от государства привилегию вести операции с частичным резервированием, с точки зрения позитивного права этот прием банков перестал быть преступлением. Когда граждане ведут дела в системе, защищенной подобным образом, мы должны исключить возможность криминального мошенничества. Тем не менее, как было показано в главах 1–3, эта привилегия никоим образом не сообщила договору денежного банковского вклада необходимого правового характера. Верно как раз обратное. В большинстве случаев этот контракт является ничтожным и недействительным вследствие расхождений, касающихся его причины: клиенты трактуют эту транзакцию как вклад, в то время как банкиры трактую ее как заем. В соответствии с общими принципами права, если и когда стороны обмена имеют конфликтующие, т. е. противоречащие друг другу, трактовки договора, как это имеет место в вышеописанном случае, договор признается ничтожным и недействительным.