Деньги для киллера
Шрифт:
— Гретка, ты, что ли? — послышался заспанный Сонькин голос, окно открылось, и показалась она сама. С «Тарзана», что ли?
А я уже не жду.
— Лопаты, есть?
— Лопаты? Зачем?
— Некогда. Где лопаты?
— Во дворе. А ты чего такая, а?
— Шевелись, по, дороге все расскажу.
Видно, в моем лице было что-то такое, что Соньку здорово напугало, она перестала задавать вопросы, кинулась во двор и через несколько секунд выскочила ко мне с двумя лопатами.
— Бежим, — рявкнула я, хватая одну из них, и, бросилась
— Куда бежим-то? — прокричала она.
— На кладбище.
— Гретка, ты ведь не спятила? — задыхаясь, проквакала Сонька.
— Иду с «Тарзана» на кладбище, двое закапывают третьего, он живой, стонал, быстрее надо.
Я летела, не разбирая дороги. Сонька рядом. В белой сорочке, с развевающимися волосами — она здорово смахивала на привидение. Тут Сонька притормозила и крикнула:
— Дура, выроем его и что, на себе потащим?
— Не знаю, не отставай.
— Так ведь машина у нас, Славка явился.
Тут притормозила и я.
— Возвращайся за ним.
— Он пьян в стельку, пушкой не разбудишь.
— Так чего ж ты мне голову морочишь? — заорала я и бросилась бежать.
— До кладбища и я доеду, — проорала Сонька. Я кивнула на ходу:
— Давай, только быстро.
Сонька бросила свою лопату и, точно фурия, понеслись в деревню.
Впереди показалась ограда, я лихо перепрыгнула через нее и закружилась, стараясь определить место, где следует копать. В темноте это было не так-то просто. Я пошарила руками, рыхлая земля под ладонью — здесь.
Послышался звук подъезжающей машины, что меня очень воодушевило. Машина остановилась, и Сонька жалобно позвала:
— Гретка, ты где?
— Здесь, — ответила я, не прекращая орудовать лопатой.
Сонька подогнала машину к ограде, как раз в то место, где несколько минут назад стояла другая машина. Водитель она была тот еще, хорошо хоть Славка не видит.
Сонька выскочила, извлекла лопату, подобранную по дороге, и принялась мне помогать. Дело пошло быстрее. Копали мы с двух сторон, так что получались как бы две ямы.
К счастью, могила был не очень глубокой.
— Смотри, не задень его, — шепнула я.
— Гретка, если это дурацкая шутка, я тебя убью.
И тут он застонал. Мы замерли на мгновение, а потом кинулись выгребать землю руками.
— Мамочка моя, — шептала Сонька, — это что ж такое на свете делается… Вот он, — вдруг сказала она. — рука вроде…
— Слава Богу, — вздохнула я, но радовались мы рано: предстояло его из ямы вытащить. Первая попытка успехом не увенчалась, груз тяжелый, а навыков извлекать из могил несостоявшихся покойников у нас не было. Промучившись понапрасну, мы, тяжело дыша, уставились друг на друга.
— Он не задохнется, — сказала я. — Значит, мы его можем здесь оставить и ехать к Максимычу, вызовем «скорую» и милицию.
Сонька вытаращила глаза, а потом сказала:
— Нельзя его здесь оставлять, а если эти вернутся?
Мысль эта как-то не приходила мне в
Сонька, видимо, тоже прониклась:
— Держи его сверху. Тяни. А я буду снизу подталкивать…
С пятого захода мы его вытащили, что меня, признаться, удивило. Он опять застонал, отчетливо, хотя и тихо.
— Господи, что же это он никак не очнется, хоть бы помог, — причитала Сонька, когда мы волокли его к машине. На мужчине было кожаное пальто, мы ухватились за полы и кое-как втянули несчастного на заднее сиденье. Далось это нам очень нелегко.
Мы совершенно выдохлись, несколько минут сидели опустошенные, не в силах пошевелиться. Немного придя в себя, Сонька заняла водительское место и повернула ключ. Слабо порычав, мотор заглох.
— Только не это, — взмолилась я. Со второй попытки машина завелась. Кое-как сдав назад и развернувшись, мы поехали в деревню.
— Кто здесь из соседей? — спросила я.
— Никого. Я да Максимыч. Герасимовы были. Вчера уехали.
— Может, сразу в город, а?
— Спятила? Разве я доеду?
Сонька, конечно, права, водитель она никакой.
— Может, в село? — волновалась я.
— Сейчас его дома выгрузим, ты побежишь к Максимычу звонить, а я его осмотрю, может, чем помочь сумею.
— Ага, — усмехнулась я, но ничего лучше предложить не смогла.
Тут мы подъехали к самому крыльцу.
Сонька в него бампером ткнулась и чертыхаться начала, но быстро успокоилась. То ли мужчина стал легче, то ли мы малость поднаторели, но вытащить его из машины и занести в дом оказалось не так уж сложно.
Вошли в кухню и положили его на пол. Голова его была как-то странно запрокинута, мне это не понравилось, но размышлять об этом времени не было. Я уже стояла у дверей, намереваясь бежать к соседу, когда Сонька вдруг позвала:
— Гретка, он мертвый.
— Что?
— Мертвый, говорю.
— Да не может быть, — охнула я. — Он же стонал, ты же слышала.
— Слышала. Отстонался.
Я села рядом с ней. Пульса нет, и лицо…
Да, лицо у него было, в общем, смотреть на него не хотелось.
— Слушай, может, он жив все-таки, много ты в таких делах понимаешь, ныла я.
Сонька убежала в комнату и вернулась с зеркальцем. Мы подставили его к самым губам мужчины и стали терпеливо ждать.
Ничего.
— Говорю тебе, он мертвый, — сказала Сонька, устало откидываясь к стене.
— О, Господи, чего же теперь делать-то?
— Дверь запереть, вот что.
— Зачем?
— Не знаю. Жутко. И окна зашторь.
Мне вдруг тоже сделалось жутко, я торопливо заперла дверь, зашторила окна и опустилась на пол рядом с Сонькой. Мы уставились на покойника. Из одежды на нем, кроме кожаного пальто, ничего не было. Теперь, при свете, мы могли его разглядеть и ужаснулись: кто-то над ним здорово поработал. На пальцы рук и ног смотреть было невозможно, мне стало нехорошо, я зажала рот рукой и бросилась в туалет.