Деньги за путину
Шрифт:
Меньше всех обгорел армянин. Он упал на колени и молча глядел на кучу грязных, обезумевших от боли людей. Глаза его, казалось, все вылезали и вылезали из орбит. А потом вдруг заорал высоким нечеловеческим голосом. Водитель повторял только одно: «Что я наделал, что наделал?» По его обугленным щекам катились крупные слезы.
И прошло еще бесконечных пять, десять, пятнадцать минут — трасса будто вымерла. Автобус не взорвался, но полыхал с такой яростью, с такой злобой выплескивал из окон черные шапки дыма, что казалось, горел не только он, а земля вокруг него, небо, сам воздух.
Кто
В поселок самосвал влетел на бешеной скорости, смял перед больницей штакетник, свернул крыльцо…
Витек вышел из больницы довольно быстро, через два месяца. Кто-то через шесть, девять. Сосед Витька, молодой парень-ороч, шел сначала на поправку, но гной вдруг пошел внутрь. Сопротивляемости, говорят, не хватило. В женской палате, куда почти ежедневно заходил Витек, лишь один человек неизменно отворачивал лицо к стене — та девушка, сидевшая слева. И Витек не посмел ни разу с ней заговорить. Она выписалась раньше, и след ее затерялся.
…Витек разомкнул веки, потому что почувствовал — кто-то наклонился и дышит ему в лицо крепким чесночным запахом.
— Здорово, старик!
— А, Подя! Привет тебе с кисточкой. Как рыбешка?
— Нормально. Лежи себе, помалкивай. Отделался ты, можно сказать, славно. — Анимподист поддерживающе подмигнул. — На вот тебе газету. О тебе тут. Та баба приходила к нам, помнишь, еще писала: что это, база отдыха? Нет, это стан рыбаков…
— Помню, как же. Здоровая баба. А чего написали?
— Да герой ты! Спас колхозное имущество. Говорят, медалью тебя наградят.
— Ну-у, медалью?
— Точно. Дашь поносить?
— Дам. Чего уж там… Ребята как?
— Нормально. Расчет дали. Тебе тут кое-что собрали. Так сказать, на лечение.
— Лечение-то у нас, слышал, бесплатное.
— Потом съездишь на море, в санаторий…
— Да ну его, санаторий. Не надо ребят обделять. Всем деньги нужны. Мне хватит своих.
— Ничего. Я слышал, ты Москву хотел посмотреть, погудеть там капитально с ослепительной брюнеткой, а?
— В Москву хотел? — задумчиво переспросил Витек. — Хотел, только про гудеж, того, сбрехнул малость. Съезжу посмотрю. А мечтаю я купить на заработанные деньги «Урал» или «Юпитер». С детства мечтал.
— Будет у тебя мотоцикл. Поверь мне!
Витек приподнял забинтованные куклы рук, поморщился:
— Смогу ли?
— Ха, да ты все сможешь.
— Ты погоди мне баки заливать. Я не впервой на этой койке. Ты мне о ребятах расскажи. Как в других бригадах?
— Нормально. Считанные центнеры остались. План будет.
— Савелий доволен? Не жалеет, что на путину пошел? Болтали мы с ним много, да все как-то о пустяках. Надо же — путешествие затеял по Чукотке. Я ему не говорил, а ведь тоже хотел. Живешь в городе — оленя живого так и не увидишь. А он все видеть хочет. Своими глазами. Я бы с ним, точно. Москва подождет…
— Болтаешь ты много, старина, — построжился Анимподист. — Лежи и молчи.
Витек глубоко вздохнул:
— Я люблю языком чесать — хлебом не корми. Вообще среди нас самый серьезный и толковый — это Антонишин. Ловит рыбу, мышей разглядывает, в институте учится, семейный… Как он успевает? А мы… Я столько времени впустую прожил. Только об этом узнаешь, когда вот так, на больничной койке, один. Тогда и приходят всякие мысли… о пустоте. — Витек вдруг приподнялся и серьезно сказал Дьячкову: — Я ведь, Подя, уже старый. Мне уже скоро тридцать. Тридцать!
Анимподист рассмеялся.
— На пенсию пора, старик. А что тогда моему отцу говорить?
— Ну-у, твой отец прожил, можно сказать, несколько жизней. А я одну-то с толком не могу…
— Молчи. Ты совершил подвиг. Можно прожить три жизни, как ты говоришь, и все впустую. Молчи, ради бога. Нельзя тебе еще.
— А вообще, Подя, скажи. Ты же много лет на путине. Как наша бригада? Ну, в сравнении с другими, прошлыми бригадами?
— Самое то! Парни нынче пришли что надо.
— Вообще я согласен. Каждый человек как… как дерево. Вроде бы похожи — и не похожи. Тот же повар. Как он старался, бедняга, на неводе! А мы, горлопаны, только ржали. А он мастер классный по дереву. Гвоздя не выкинет. Поучиться бы нам у него, а мы… Может, совсем бы другим боком повернулся. А Корецкий? Я заметил, башка у него варит по части всякой техники, физики. В нем же изобретатель по меньшей мере сидит. Я, Подя, завидую его мозгам. Не туда он только ум свой направляет. Деньги — это бумага. Голову они не заменят. Как он, Корецкий?
— Нормально, — сказал Дьячков и распространяться об аресте Корецкого не стал.
— Омельчук. — Витек покачал головой и улыбнулся. — Бог и страж своей любви. И ему я завидую. Любовь — вещь серьезная. Обстоятельности требует, полной, так сказать, отдачи всего себя. А Славке надо уезжать. На Балтику. Он ее во сне видит. Там он человек. Шелегеда про пасеку врет все. Никакой у него пасеки не будет. Рано ему еще пасеку. Из таких, как он — хорошие директора выходят.
— Загнул. Шелегеда — и директор? — засмеялся Анимподист. — Телефон белый, секретарша…
— Да нет, я имел в виду не такого директора. А поручи ему, скажем, все невода — нормально! Вот тогда пусть переставляет, как хочет, а дело будет.
Витек устало опустил веки, попросил пить. Неловко сделав глоток, он неожиданно шепотом спросил у Дьячкова:
— Узнай, Подя, пересадку кожи будут делать? Для меня это важно. Узнай, пожалуйста, и потихоньку мне скажи.
— Молчи, Витек, — так же шепотом ответил Анимподист. — Если надо, найдем кожу. Я поделюсь. Только она ведь у меня как у негра. Представляешь, будет этакая черная заплата на твоем белом животе.
— Зато породнимся.
— Давай, поправляйся. Пойду подарок Шелегеде покупать — свадьба у него в это воскресенье.
— Ну-у? — протянул Витек. — Вот шельмец! А вчера был у меня, ничего не сказал. Темнило! Счастья ему. Парень он настоящий.
Свадьба Шелегеды
Шелегеда слыл человеком нетерпеливым и потому, приняв решение, тянуть не стал. Справлять свадьбу решили в сельском Доме культуры. Руководитель художественной самодеятельности Дрозд обещал организовать музыку и даже устроить небольшой концерт.