Дэнс, дэнс, дэнс
Шрифт:
Он удрученно кивнул.
— Да, ты прав… Что-то у меня с головой. Совсем крыша едет.
— Точно, едет, — подтвердил я. — В таких ситуациях лучше залечь на дно и не рыпаться. Тогда тебя не заметят и пробегут мимо. Нужно переждать. Подумаешь, задушили какую-то тетку чулком в отеле! Такое случается сплошь и рядом. Уже завтра все об этом забудут. Вины твоей здесь нет, укорять себя глупо. Втяни голову в плечи и сиди тихо. Не нужно ничего делать. Начнешь дергаться — только запутаешь всех еще больше.
Возможно, я сказал это слишком холодно. Возможно, это прозвучало слишком резко, не знаю. Но, в конце концов,
— Прости, — сказал я. — Я не хотел тебя упрекать. Просто… Мне было очень паршиво. Я ничем не смог ей помочь. Вот и все. Ты ни в чем не виноват.
— Да нет, — покачал он головой. — Виноват…
Тишина стала слишком тяжелой, и я зарядил очередную кассету. Бен Э. Кинг запел “Spanish Harlem”. До самой Иокогамы мы оба молчали. Но именно это молчание вдруг сблизило меня с Готандой как никогда прежде. Захотелось похлопать его по плечу и сказать: “расслабься, все уже кончилось”. Но я ничего не сказал. Умер человек. Умер и лежит холодный в земле. Это — куда огромней и тяжелее того, в чем я мог бы утешить.
— Но все-таки — кто убийца? — спросил он, уже много позже.
— Хороший вопрос… — вздохнул я. — На такой работе, как у нее, кого только не встретишь. Что угодно случается. Не только сказки…
— Но этот клуб подбирает клиентов только из надежных, проверенных людей! Все заказы идут через администрацию. И установить, кто с кем встречался, можно практически сразу.
— Видимо, на этот раз она работала без посредников. Очень похоже на то. Какой-нибудь частный заказ, или левая работа. Так или иначе, клиент оказался гнилой.
— Да уж… — покачал он головой.
— Эта девочка слишком верила в сказки, — сказал я. — И пыталась жить в мире придуманных образов. Но это не могло продолжаться до бесконечности. Чтобы долго так жить, нужны правила. А правила уважает и соблюдает далеко не каждый. Ошибся в партнере — и все полетело к черту…
— Как все-таки странно, — сказал Готанда. — Почему такая красивая, умная девчонка работала шлюхой? Непонятно. С такими данными она запросто могла обеспечить себе жизнь поприличнее. Работу найти нормальную, богача какого-нибудь подцепить. Или податься в фотомодели. Зачем становиться шлюхой? Ну, деньги неплохие — это понятно. Но ведь деньги ее так сильно не интересовали! Может, ты и прав. Видимо, ей просто хотелось сказки…
— Видимо, — кивнул я. — Как и тебе. Как и всем нам. Все хотят сказки, только ищет ее каждый по-своему. Поэтому люди так часто не понимают друг друга. И совершают ошибки. А иногда умирают.
Я заехал на стоянку отеля “Нью-Гранд”, остановил машину и выключил двигатель.
— Слушай, а может, заночуешь сегодня здесь? — предложил он. — Наверняка у них свободный номер найдется. Заказали бы виски в номер, поговорили. Все равно с этими мертвецами в голове уже не заснуть…
Я покачал головой.
— Мы еще непременно напьемся с тобой, но не сейчас. Все-таки я устал. Сейчас бы я с удовольствием поехал домой и завалился спать, не думая вообще ни о чем.
— Понятно… — вздохнул он. — Ну, спасибо, что довез. Похоже, я сегодня всю дорогу нес какую-то околесицу, да?
— Ты тоже устал, — сказал я. — Успеешь подумать о своих мертвецах. Они мертвы и никуда от тебя не денутся. Отдохни, приди немного в себя — тогда и думай. Понимаешь, о чем я? Она мертва. Абсолютно, безнадежно мертва. Ее труп уже вскрыли и заморозили. И никакие угрызения совести, никакие сантименты ее не вернут.
Готанда кивнул.
— Да, я понимаю, о чем ты…
— Спокойной ночи, — попрощался я.
— Считай, что я твой должник! — сказал он.
— Ну, зажги для меня газовую горелку — и мы в расчете.
Он рассмеялся и уже собрался вылезти из машины, как вдруг что-то вспомнил и посмотрел на меня.
— Странное дело… Я ни с кем в жизни не говорил так искренне, как с тобой. А ведь мы не виделись двадцать лет, и с тех пор встречаемся всего второй раз. Чудеса…
Сказав так, он вышел из машины. Поднял воротник плаща — и под мелким весенним дождиком скрылся в дверях отеля “Нью-Гранд”. Прямо кино “Касабланка”, подумал я. “Начало прекрасной дружбы”, черт меня побери…[48]
Но вся штука в том, что я испытывал к нему похожее чувство. И понимал, что он имеет в виду. Кроме него, я бы тоже сейчас никого не назвал своим другом. И тоже думал, что это странно. А в том, что это напоминает мне “Касабланку”, он, конечно, не виноват.
Я поставил кассету “Слай энд зэ Фэмили Стоун” и, похлопывая по баранке в такт музыке, поехал обратно в Токио. Старая добрая “Everyday People”…
Я никакой, и ты никакой,
В этом мы так похожи с тобой
Каждый сверчок знает свой шесток,
Каждый гвоздь знает свой молоток
У-у-у, ша-ша! —
Повседневный народ…
Дождь все накрапывал, тихо и монотонно. Мягкий, ласковый дождик, после которого на деревьях распускаются почки, а из семян пробиваются ростки. “Абсолютно, безнадежно мертва”, — сказал я вслух. Надо было остаться в отеле да напиться с Готандой как следует. Все-таки нас связывают целых четыре вещи. Опыты по естествознанию. Оба разведены. Оба спали с Кики. И оба — с Мэй. А теперь Мэй мертва. Абсолютно, безнадежно… Стоило бы выпить за упокой ее души. Я вполне мог остаться с Готандой, и мы бы неплохо посидели. Свободного времени — хоть отбавляй, на завтра я ничего не планировал. Так почему же я не остался? Наверно, потому, что это напомнило сцену из фильма, вдруг понял я. Даже как-то жаль мужика. Слишком уж обаятельный. Хотя сам, наверное, в этом не виноват… Наверное.
Дома я налил себе виски, встал у окна и сквозь жалюзи долго разглядывал огоньки машин на хайвэе. Часам к четырем почувствовал, что клюю носом, залез в постель и уснул.
27
Пролетела неделя. Неделя, за которую весна утвердилась в своих правах и не отступала уже ни на шаг. Совсем не то, что в марте. Сакура отцвела, и апрельские ливни разметали ее нежно-розовые лепестки по всему городу. Столица наконец-то выбрала себе мэра, а в школах начался учебный год.[49] Открылся Токийский Диснейленд. Зачехлил ракетку Бьёрн Борг. В хит-парадах лидировал Майкл Джексон. Мертвые оставались мертвы.