Департамент «Х». Прицел бога
Шрифт:
– Как я могу отсюда определить, кто нас предал? – вопросом на вопрос ответил подполковник «Корпуса стражей исламской революции». – С этим можно разобраться только в Тегеране или на базе, на месте. И не с моим воинским званием следует проверять генералов и чиновников разных ведомств. Я даже не знаю всех, кто был в курсе нашего плана.
– Тем не менее ты должен как можно быстрее связаться со своим руководством и озадачить его. Пусть разбираются на месте.
– У меня нет связи, – развел руками Турумтай.
Владимир Алексеевич предвидел это и сразу вытащил из кармана свою трубку.
– Ты можешь позвонить генералу Мослехи?
– Во-первых, я не знаю его номера. Во-вторых, Мослехи – министр разведки, а не контрразведки. В-третьих, он для меня слишком большая фигура, чтобы так вот запросто позвонить и высказать свои подозрения.
– Первые два возражения существенные. Третье не принимается, потому что вопрос ставится не просто о нашей жизни и смерти, и даже не о срыве операции. Вопрос ставится о возможности крупного международного скандала. Если ловят просто шпионов другого государства, их судят и сажают. Только за добывание сведений. А когда ведутся боевые действия, когда уничтожается боевая техника... американцы уже потеряли по нашей вине три вертолета... Когда за сутки гибнет больше американских военнослужащих, чем за несколько месяцев афганской и иракской войны вместе взятых... Тогда скандал будет крупным и с серьезными последствиями. Мне трудно даже предположить, как он повлияет на российско-американские отношения. Но для Ирана такой конфликт может обернуться войной, повод к которой американцы давно ищут. И кто-то там, в Иране, очень старается такой повод им предоставить. Разве с таким вопросом не обращаются напрямую к высокому начальству?
– Здесь нет сотовой связи, – опять попытался отговориться Турумтай, но уже не так активно.
– У меня трубка спутниковой связи.
– Разговор могут прослушать.
– Во-первых, пусть слушают – нового они не узнают. Во-вторых, не прослушают, потому что моя трубка в рабочий период ставится на круглосуточный контроль прослушивания. Если последнее случится, трубку тут же отключат. Можно вести любые, самые секретные разговоры.
Если на военной базе Турумтай и генерал Мослехи подстроили ловушку Кирпичникову, то теперь полковник сам подстроил ловушку Турумтаю. Владимир Алексеевич предупредил о контроле прослушивания, но не сообщил, что при этом все разговоры с трубки записываются. И иранский подполковник может общаться со своим руководством, не подозревая, что слушает его не только собеседник.
– Кому же позвонить? – сам себя спросил Турумтай.
– Ты знаешь номер генерала Мохаммада Али Джафари?
– Простому подполковнику, как я, звонить напрямую генералу Джафари?! Тогда уж лучше сразу звонить аятолле Хаменеи...
– Если это нужно для дела, можно было бы позвонить и ему. Но вопрос такой важный, что Джафари сможет помочь больше, чем кто-то другой, поскольку это уровень его компетенции. Я уже объяснил ситуацию. Объясни ее своему командующему.
– Но где взять номер?
– Какой-то номер ты все равно знаешь? Своего штаба, например. Знаешь?
– Конечно.
– Звони туда. Спроси, как дозвониться до Джафари.
Турумтай глубоко вдохнул и громко выдохнул. Он решился. Взял трубку из рук полковника. Первый разговор был коротким. Кроме Джафара, никто не знал фарси. Но фраза, которую Турумтай повторил дважды, должно быть, состояла из числительных и обозначала номер, который ему дали. Турумтай набрал его сразу, видимо, опасаясь забыть. Сначала, похоже, с подполковником разговаривал кто-то из младших офицеров – возможно, адъютант командующего. Потом, как показалось Кирпичникову, разговор пошел с кем-то равным по званию, и Турумтай вынужден был убеждать. Но убеждать без аргументов было, видимо, трудно, а высказывать их кому-то постороннему было рискованно. И Турумтай стал говорить откровенно угрожающе, словно обещал призвать собеседника к ответу. Это, похоже, помогло, и до генерала Джафари, которого американцы зовут «Гиммлером иранского режима», подполковника все же допустили. Это тоже можно было понять по интонациям, которые явственно звучали в голосе Турумтая. Сначала он просто объяснял, кто он такой, почему и откуда звонит; потом докладывал. Потом собеседник начал задавать вопросы; подполковник отвечал подробно, вдумчиво и даже, как Владимиру Алексеевичу показалось, с некоторым удовольствием.
Еще Кирпичников был доволен тем, что теперь ему нет необходимости звонить с докладом генералу Апраксину. Виктору Евгеньевичу принесут распечатку разговора Турумтая со своим командующим, и там будет исчерпывающий доклад. Все равно Апраксин не имеет возможности вмешаться в иранские события. А события эти виделись Владимиру Алексеевичу не самыми приятными. Попасть между двух жерновов – хорошего мало. А с международным отрядом, кажется, так и получилось. Политическая ситуация в Иране сложная. Есть президент страны, сильный президент. Есть армия – и она тоже не слабая. Но у президента не заладились отношения с верховным лидером Ирана аятоллой Хаменеи, у которого под рукой имеется противовес армии в виде «Корпуса стражей исламской революции». Какие причины порождают конфликт между президентом и духовным лидером, Виктора Алексеевича не интересовало. Его волновало лишь то, как выполнить задание и не стать жертвой внутриполитических иранских разборок на высшем государственном уровне.
Разговаривал Турумтай долго. Но любой разговор имеет как начало, так и конец. Наконец иранский подполковник вернул Кирпичникову его служебную трубку; сам он выглядел довольным и почти веселым.
– Чем он тебя осчастливил? – спросил Вельчанинов, лучше других знающий Турумтая и потому сразу заметивший перемену в настроении подполковника.
– Эфенди генерал меня выслушал, расспросил подробности и обещал принять меры. И разрешил мне звонить ему в любое время суток, даже ночью. Он предупредит всех своих помощников, чтобы меня напрямую соединяли с ним. Эфенди Джафари знает о нашей операции и внимательно следит за ней, считая ее важной для безопасности Ирана. Если у него будут какие-то данные, он позвонит на эту трубку. Я предупредил, что аппарат принадлежит российскому полковнику. Он попросит позвать меня.
– Я позову, – согласился Кирпичников, довольный тем, что предоставил российской стороне возможность дополнительного выхода на такое значимое в иранской иерархии лицо, как генерал Джафари. По большому счету, это почти равноценно выходу на президента исламской республики. – Но я прошу не расслабляться, потому что обещание генерала разобраться с ситуацией не делает наше положение более стабильным. На мой взгляд, продолжать действовать по плану, известному противнику, – это самоубийство. А я лично склонности к суициду не имею, и в других это не одобряю. Есть какие-то деловые предложения?
– Главное предложение, – сказал Вельчанинов, – побыстрее убраться отсюда. Сюда могут прилететь другие вертолеты. Место натовскому командованию известно...
Разговор прервался вызовом «подснежника» – кто-то желал установить связь. Кирпичников и Вельчанинов одновременно включили свои радиостанции. Посмотрев на них, то же самое сделал и Турумтай.
2
– Я – Лесник. Первый, как слышишь?
– Я – Первый. Слушаю тебя, Сергей Викторович.
– В небе «беспилотник». Высота навскидку две с половиной тысячи метров. Летит в нашу сторону. Пока не долетел, хорошо бы «принять» его на встречном курсе «Стингером». У нас в вертолете остался один заряженный.
– Я – Далай-лама, – вступил в разговор Гималай Кузьмич Слепаков. – Американцы вскрыли контейнер с «Иглой», только достать не успели. Могу подготовить.
– «Игла» лучше «Стингера», – согласился подполковник Лукошкин. – Что делаем, командир?
– Готовь «Иглу». В темпе. Бей на встречном курсе, пока до нас не долетел.