Департамент «Х». Прицел бога
Шрифт:
– Нет. Но так бегать... Так только дикие лошади могут. Нормальная лошадь свалится...
Иранскому подполковнику стало легче выдерживать темп ночью. Путь все так же проходил по дну ущелья, но забирал заметно выше, и по мере подъема мелкая галька сменялась более крупными камнями, о которые в темноте легко споткнуться. А в ущелье темнота гораздо гуще, чем на склонах и тем более на перевалах или на траверсе хребта, потому что в ущелье видно не все небо, а только ограниченный участок его, и свет звезд и луны не проникает вниз. По мере подъема хребты становились относительно дна ущелья ниже, но все же света проникало недостаточно. Пользоваться фонарями Кирпичников разрешил только в ограниченном режиме, когда вообще ничего не видно и попадался сложный участок пути.
За всю ночь Кирпичников объявил привал только один раз, зато дал на отдых целый час. Опытным спецназовцам этого хватило, чтобы восстановить силы, а иранец, кажется, только еще больше устал и никак не мог включиться в марш, когда пришлось подниматься. Если раньше Турумтай старался держаться рядом с Кирпичниковым, то теперь пытался, наоборот, оказаться от него в стороне, чтобы Владимир Алексеевич не видел, как тяжело ему приходится. Но теперь сам полковник, наоборот, не хотел выпускать Турумтая из взгляда, контролируя состояние самого слабого члена группы. И иранец под взглядами Владимира Алексеевича бодрился, заставлял себя терпеть и идти, перешагивая через свое «не могу». Гордость не позволяла сдаться. Но это никто не оценивал, потому что каждый из настоящих и бывших спецназовцев давно уже научился делать это сам и считал умение терпеть естественной чертой военного человека.
Так и встретили рассвет, который опустился в ущелье не сразу, но уже отчетливо высветил сначала контуры хребтов, а потом и небо над ними. И только после этого свет утра пришел на дно ущелья. Появилась растительность – кусты, названия которых Кирпичников не знал; пару раз встречалась кривоствольная и прочная арча, цепко хватающаяся сильными корнями за каменистую почву.
С восходом солнца, несмотря на то, что группа поднималась все выше и выше, стало теплее, и морозец уже не щипал щеки, как ночью. К тому же сказывалось движение. Во время него работают не только руки и ноги, но и вся кровь бегает по телу, и потому организм согревается. А в горах двигаться очень важно. В любом случае, вскоре предстоял поворот в соседнее ущелье, а за ним – спуск. Но то ущелье будет более широким и светлым, хребты, ограничивающие его, пониже, – следовательно, станет теплее.
Следующий привал устроили как раз у поворота, чтобы иметь возможность просмотра большого участка пути, который предстояло преодолеть. В новом ущелье тоже бежал ручей, шире, чем в первом, и, как казалось внешне, такой же мелкий. Но камни по берегам ручья были не голые и черные, а покрытые слоем снега. На этом снегу не видно было свежих и даже не совсем свежих следов. Это вызывало некоторое недоумение.
– Афганские полицейские умеют летать по воздуху? – спросил полковник Кирпичников подполковника Турумтая.
– У них есть свои вертолеты, – не понял вопроса иранец. – Кажется, даже российского производства. И большегрузные транспортники, и боевые.
– Я не про то, – объяснил Владимир Алексеевич. – Посмотри в бинокль. На снегу следов не видно. Могу предположить, что мы пройдем по ручью и тоже не оставим следов. Но они, насколько я видел, в бутсах и брезентовых гетрах. Наверное, досталось по наследству от старой афганской армии [23] . Американцы на амуницию для полиции пожадничали. В бутсах по ледяной воде ходить, да еще перед ночевкой в горах – без ног останешься.
23
В афганской армии периода начала Афганской войны солдаты носили бутсы с шипами. Первоначально это вызывало смех советских солдат. Но со временем военнослужащие многих частей – в частности, из воздушно-десантных сил – поняли удобство этой обуви в боевых операциях. Поскольку бутсы найти было трудно, спецназовцы на свои деньги покупали на базарах кроссовки, чтобы воевать в них, а не в тяжелых сапогах. Одновременно шел и обратный регрессивный процесс – со временем афганская армия перешла на сапоги, полученные из российских военных арсеналов.
– Карту... – не посмотрев в бинокль, попросил Турумтай.
Кирпичников развернул перед ним свой планшет.
– Могу только одно предположить, – сказал иранский подполковник. – Где-то выше в горах было нечто обнаружено, и отряд полицейских ходил туда для проверки.
– «Нечто» – это что? – спросил Кирпичников.
– Что угодно... Американский «беспилотник» засек объект, не зарегистрированный на более ранней карте. Возможно, группа вылетела вместе с другими полицейскими и американцами туда, где встречали наш груз. Сходила на место, а потом, возвращаясь, наткнулась на нас.
– Считаешь это допустимым вариантом? – спросил полковник.
– Я не вижу другого. Откуда-то со стороны эта группа идти не могла – нет поблизости населенных пунктов, где она могла бы базироваться. Держать же в этих горах отдельную полицейскую базу вообще нет никакого смысла. Значит, они могли прилететь вместе с американцами, а потом к тем же американцам возвращаться. Можно сказать, что им повезло. Марш по горам спас им жизнь.
– Им дважды повезло. Еще и в том, что мы не перебили их во время привала. Снайпер снял бы часовых, а остальным мы просто не дали бы проснуться. Их счастье, что нам нельзя показывать, в каком направлении мы идем. Пусть американцы думают, что мы движемся к пещерам.
Полковник вдруг резко встал в полный рост и полез в карман, путаясь в непривычной для него одежде, но трубку спутниковой связи успел вытащить до того, как прекратился «виброзвонок». Глянул на определитель номера и протянул трубку Турумтаю.
– Похоже, это тебя...
Турумтай взял трубку, тоже посмотрел на определитель и ответил. Выслушал несколько фраз, потом вытянулся по стойке «смирно» и стал докладывать, причем громко, как на парадном плацу. Сама должность главнокомандующего «Корпуса стражей исламской революции» Ирана уже давала понять, что в республике не все гладко в борьбе за власть. Обычно в стране бывает только один главнокомандующий, и по конституции Ирана, насколько знал Владимир Алексеевич, таковым считался ее президент. Но в противовес мирскому главкому была введена должность главкома религиозного, что вносило путаницу в отношения и способствовало возникновению конфликтов. Один из них, видимо, разыгрывался и в настоящий момент. И картой в этой игре стала российско-иранская группа. Для кого-то ее успех мог стать большой победой, для кого-то ее провал мог означать ослабление позиций противника. Но когда игра строится на предательстве, она чревата последствиями и в том случае, когда просто открывают карты.
В этом случае открыть карты выпало право генералу Мохаммаду Али Джафари, о чем и сообщил Кирпичникову Турумтай, закончив разговор и вернув трубку. Подполковник, торжественно взирая по сторонам, даже говорить стал не сразу, затягивая момент своего сообщения.
– Генерал Джафари доложил тебе, что он уже проснулся... – поторапливая иранца, съязвил Денисенко и громко, почти демонстративно зевнул, нарочито показывая отсутствие интереса.
– Наши спецслужбы умеют работать.
– Мы готовы поздравить тебя и твои спецслужбы с таким заявлением. Хотя не могу не заметить, что пока оно достаточно голословное, – заметил Кирпичников.
– Я вообще слышал мнение, что на таком скоростном уровне работали только гестапо у Гитлера и НКВД у Сталина, – гордо продолжил иранец.
– Это спорный вопрос, – не согласился Денисенко. – Обычно скорость зависит от наличия предварительных данных на всех фигурантов. Когда данных нет, мало что поможет. Согласен, что гестапо и НКВД, а потом и КГБ занимались поголовным составлением досье...
– Сейчас Россию пытаются вернуть на тот же уровень тотального контроля введением универсальных электронных карт, – не удержался и высказал свое мнение Владимир Алексеевич. – Будем скоро жить, как немцы при гестапо. Кто там наш очередной фюрер? Выходи строиться и получать наряд на день! Но это потом, это через несколько лет. А сейчас... Продолжай, Турумтай.