Департамент налоговой полиции
Шрифт:
– С божьей помощью или случайно, но между московской и сибирской группировками вбит клин. – Он не стал уточнять, что это за клин: все прекрасно помнили про убийства в Берлине и Сан-Франциско, расписанные практически во всех газетах. – После убийств в Москве депутата Госдумы и чиновника-коммерсанта из правительства ослабла, скажем так, партия тех, кто больше всех ратовал за государственный контроль над сырьевыми ресурсами страны. И именно в этот момент появляемся мы – та третья сила, которая должна перехватить инициативу.
Сказанное прозвучало настолько красиво и пафосно, что Вадим Дмитриевич чуть смущенно, словно его уже уличили в чужих афоризмах, опустился опять в кресло. Оттуда, приподняв бокал, как будто чокаясь с каждым, отпил глоток. Его поддержали,
– Что еще посоветовали умные люди, – вновь вернул к себе внимание оратор, – так это поостеречься налоговой полиции. Если мы и можем где проколоться, то это только на ней.
– Создана 18 марта 1992 года, – продемонстрировал необычайную осведомленность теперь уже самый молодой из компании. В его реплике прозвучало отнюдь не уважение к учреждению, а, пожалуй, желание держать дистанцию.
Однако Козельский, уловивший эту нотку, поспешил добавить:
– Если мы хотим долго и спокойно работать, то как раз сейчас, когда все убегают от налоговой полиции и пытаются спрятаться, нам надо пойти ей навстречу. Во-первых, – вновь перешел он на конкретный и четкий язык, – нужно попытаться устроить кого-нибудь из наших людей туда на службу. Хоть дворником, хоть оперативником, хоть самим Директором департамента. Провалится в первый раз – засылать во второй, третий, четвертый. В налоговой полиции не такая уж и большая зарплата, а идейных становится все меньше и меньше. Так что нужно постараться и подкупить кое-кого. Далее. Если мы хотим смотреть уже не на три, а на четыре шага вперед, необходимо взять налоговую полицию на очень крупный крючок.
Молодой дотянулся до угла, где стояли удочки, потрогал крючки. Не выбрав крупного, который можно было бы продемонстрировать, отставил их. Но собравшиеся жест оценили, улыбнулись.
– Думаю, мы найдем деньги, чтобы учредить ложную фирму, которая начала бы финансово поддерживать наиболее одиозные партии и движения, ну, скажем, типа партии Жириновского. Затем надо натравить на нее налоговую полицию. А уж третьим этапом – поднять шум, что полиция влезла в политические разборки и выполняет чьи-то политические указания, устраняя конкурентов. И вот тут-то удочка должна находиться в наших руках.
– Нормально, – опять не удержался от оценки «гадкий утенок», но это оказалось всеобщим мнением и пришлось к месту.
– Главное – смотреть вперед, – не стал скрывать удовлетворения собой и Козельский. – Ну, а теперь о дне завтрашнем. Есть люди, которые подготовят ради нас постановление правительства, в котором вам, – он посмотрел на пожилого гостя, – будет выделена квота на продажу достаточно крупной партии нефти за рубеж.
– Вы, – он указал теперь пустым бокалом на молодого «рыбака», – займетесь налаживанием связей с нефтеперерабатывающими заводами за границей. Нам предлагали один из африканских заводов, но я вроде доказал, что лучше переработкой заняться где-либо в Беларуси или на Украине, а уж в ту самую Африку, где ждут нашу нефть и готовы покупать ее по более высоким, чем мировые, ценам, перегонять готовую продукцию.
– Вы, – Козельский указал сразу на двоих, – займетесь созданием фирм-«ширм», по которым, если мы хотим уберечь от налогов наши капиталы, станем гонять деньги. Будьте готовы мгновенно самоликвидироваться, как только почувствуете внимание к себе налоговых органов. Именно на вас должны прерываться все следы. Здесь, я думаю, проблем у нас меньше всего.
Впрочем, в этом убеждать никого было не нужно: не зарегистрировать фирму в России в начале девяностых годов могли только ленивые да совестливые. А регистрировать можно было все. Хоть трубопроводный завод, хоть частный космодром. Какое-нибудь АО по выделке шерсти или разведению моллюсков. Можно все это на один адрес. Он тоже может быть любой – квартира старушки-пенсионерки, Красная площадь, собачья конура – уточнять адреса новых коммерческих структур не то что считалось зазорным, а по всяким распоряжениям их вообще запрещалось проверять. Лозунг дня – все во имя предпринимателя, все ради частного бизнеса. Четыре тысячи фирм в одной однокомнатной квартире? Но ведь не запрещено! Двести пошивочных и отделочных мастерских в магазине «Фарфор» на Тверской? А где записано, что нельзя? Фирма в Тамбове, офис в Москве, расчетный счет в Магадане? А ничего страшного, важнее заполнить страну предприимчивыми людьми. Которые, конечно же, не щадя живота своего и не думая о собственном кошельке, прямо-таки жаждут обустроить Россию. Ерунда, что страна нищала, а новоявленные обустроители все меняли и меняли «лады» на «мерседесы», дачи в Подмосковье – на особняки на Канарах. Чего мелочиться-то…
– Вы, – посмотрел Козельский на представительного мужчину, безучастно на первый взгляд взиравшего на расклад в затеваемой игре, а на деле просто заранее знавшего свою особую роль и потому не мельтешившего, – станете держать на контроле всю цепочку, от скважины, – он опять посмотрел на пожилого, – до раздачи всем процентов от заработанного. Вопросы?
В каюте повисла тишина. Все посмотрели на последнего участника договора, которому не досталось роли, – толстенького подслеповатого коротышку, за все время не произнесшего ни одного слова. Он спокойно выдержал взгляды, и стало ясно: Козельский без него – никто. Можно было разочароваться в хозяине яхты, смутиться своему подобострастию перед ним, но благоразумие взяло верх: в мире денег одиночки не работают, за каждым кто-нибудь да стоит.
И только после этого озарения руку, словно в школе, поднял один из тех, кому определили создавать «ширмы»:
– На каждом повороте нефтепровода сидят по пять-шесть кооперативов. Как вести себя с ними?
Все вновь невольно посмотрели на коротышку, но тот по-прежнему молча передал главенствующую роль Вадиму Дмитриевичу, подтверждая его полномочия.
– Трубе тоже жить надо, – словно не заметив переглядов, отмел любую возможную агрессивность по отношению к кооперативам Козельский. – Нужно будет вначале взять всех на учет, а потом решим, каким образом станем договариваться. Не нужно спорить из-за копейки там, где на выходе рубли. Могу сказать, что уже по сегодняшним самым скромным подсчетам с каждой тонны мы будем иметь только за разницу в продаже между мировой ценой и договорной 10 долларов. Плюс все накрутки.
– Это много, – мгновенно прикинул пожилой.
– Достаточно много, – согласился Козельский. – Более того, я думаю, мы подготовим постановление правительства, чтобы не возвращать доллары из-за рубежа и не отдавать половину из них Центробанку. Нужно только придумать какую-нибудь убедительную программу поддержки, допустим, народов Севера. И вместо денег пустим бартер. А здесь возможности скрыть деньга как нигде велики. Но это детали, которые мы разработаем после. Шампанское?
Не встретив возражений, Козельский достал с полочки бутылку, ловко снял обертку. Взболтал бутылку и переломил проволоку, державшую пробку. Хлопок получился звонким, без задержки. Первый бокал Козельский уважительно наполнил коротышке. Тот не отнекивался, но и пить тоже не стал – лишь пригубил вино. Подождав немного, он поднялся на палубу, а затем по пружинившему на каждый его шаг трапу сошел на берег.
Однако побродить в одиночестве не получилось: за первыми же кустами официантка с яхты лениво отмахивалась от ухаживаний огромного начальника службы охраны «Южного креста». Увидев постороннего, они чуть присмирели, но не успел коротышка отойти на приличное расстояние, как услышал шепот:
– И надо же было такому уродиться, прости господи! Типичный жид.
И женский смех.
Коротышка замер, но сдержался, продолжил путь. И лишь следы на песке стали шире: такое бывает, когда небольшого росточка люди вдруг начинают видеть перед собою цель. В этом случае могло быть только мщение: перед честолюбивыми, болезненного самолюбия людьми нельзя вслух произносить о них то, чего не хотелось бы им самим в себе замечать…