Дердейн. Трилогия
Шрифт:
«Стой, стой, стой! — закричал Фролитц, зажимая уши. — Параллельные квинты, задержания на сильную долю, размер меняется в каждом такте? Где ты слышал такую тарабарщину?»
Этцвейн остановился, испуганно сглотнул: «Прошу прощения. Эту музыку я сам придумал».
«Дерзость! Самомнение невежества! Ты считаешь обычный репертуар ниже своего достоинства? Двадцать лет я упражнялся, разучивая сложнейшие образцы всех жанров! По-твоему, я зря потратил лучшие годы жизни? Все мои труды — насмарку? Теперь я должен наслаждаться исключительно вдохновенными импровизациями самородного гения, ниспосланного свыше мне в назидание?»
Пока побагровевший
«Гм. Импровизировать полезно, но не злоупотребляй новшествами — новшества хороши, когда они воспринимаются как естественное развитие традиций... Спрячь большой палец — что он делает посреди грифа? И почему я не слышу гремушки? Она что, для украшения?»
«Нет, конечно нет. У меня локоть болит — я сегодня расшибся».
«Ну, а зачем же бренчать на хитане, если рука болит? Сыграй-ка что-нибудь на древороге — вот, возьми».
Этцвейн с сомнением воззрился на духовой инструмент, перевязанный тугими кольцами жил: «Я еще не пробовал... не умею».
«Что?! — Фролитц изобразил крайнее изумление, выкатив глаза и разинув рот. — Так научись же! Настоящий музыкант не расстается с древорогом. И с тринголетом, и с кларионом, и с бутылкой. Мы не какие-нибудь теоретизирующие дилетанты, вроде Фельда с его бандой халтурщиков! Мы виртуозы! Бери древорог, начинай играть гаммы. Я скоро проверю, как продвигается дело — и смотри, не пускай петуха!»
Год спустя маэстро Фролитц и его труппа прибыли в Гарвий. Этцвейн уже надел ошейник музыканта. Гастролирующие оркестры редко посещали столицу, ибо искушенные жизнью обитатели Гарвия превыше музыки ценили искусство узнавать новости раньше других, сплетничать, вставляя модные выражения, стильно одеваться, завязывать полезные связи и производить впечатление. Вопреки советам Фролитца, Этцвейн отправился на площадь Корпорации и выстоял очередь к окошку, где за пять флоринов любой желающий подать прошение или жалобу Человеку Без Лица мог получить бланк петиции. Плакат, наклеенный у окошка, воодушевлял просителей:
«АНОМЕ рассматривает все петиции без исключения!
Сколько бы ни заплатил проситель — пять или пятьсот флоринов — все проблемы внимательно изучаются и решаются одинаково беспристрастно. Кратко, без лишних отступлений опишите сущность затруднения или упущения и дайте точное определение предлагаемого способа его устранения. Подача петиции еще не означает, что вы правы и что обвиняемая сторона нарушила закон — вполне возможно, что ваша точка зрения несправедлива. Если АНОМЕ откажет в удовлетворении вашей просьбы или жалобы, не поддавайтесь разочарованию, но сделайте полезные выводы.
Ищущий нелицеприятного суда получит искомое.
Ищущий подаяния уйдет с пустыми руками».
Этцвейн уплатил пять флоринов и получил от подьячего бланк петиции. Тщательно выбирая слова и выражения, он описал ситуацию в Башоне, указав на циничное пренебрежение хилитов к погашению крепостного долга женщин. «В частности, — писал Этцвейн, — госпожа Эатре давно уже выполнила все обязательства перед экклезиархом Оссо Хигаджу. Тем не менее, экклезиарх перевел ее на тяжелую работу в сыромятню. Прошу Аноме устранить несправедливость таким образом, чтобы госпожа Эатре в дальнейшем могла самостоятельно выбирать место жительства и род занятий, не считаясь с желаниями экклезиарха Оссо».
Рассмотрение дешевых петиций за пять флоринов часто задерживалось, но ответ на жалобу Этцвейна появился уже на следующий день. Содержание всех петиций и всех решений Аноме считалось публичным достоянием — их вывешивали на стене объявлений посреди площади. Дрожащими пальцами Этцвейн потянул к себе листок, помеченный цветовым кодом его ошейника.
Ответ гласил:
«АНОМЕ с одобрением отмечает заботу сына о благополучии матери. Законы кантона Бастерн недвусмысленно требуют, чтобы лицо, находящееся в крепостном долгу, могло предъявить подписанный кредитором счет с указанием всех сумм, выплаченных этим лицом кредитору, а также суммы первоначального долга и всех дополнительных задолженностей этого лица, начисленных кредитором.
Время от времени находящееся в крепостном долгу лицо пользуется продуктами питания, жильем, одеждой, услугами в области образования, услугами развлекательного характера, медикаментами и т. п., предоставляемыми за счет кредитора и превосходящими по стоимости, в сочетании с первоначальным долгом, итоговую сумму заработков этого лица, в каковом случае срок выплаты крепостного долга может быть продлен. Возможно, в данном случае имеет место такое положение вещей.
АНОМЕ выносит следующее решение: «Я повелеваю экклезиарху Оссо Хигаджу, по вручении ему настоящего документа, освободить госпожу Эатре, когда она сможет предъявить счет, свидетельствующий о полном погашении ею крепостного долга, включая дополнительные задолженности, в размере не более полутора тысяч флоринов или, в том случае, если вся сумма ее первоначального долга и дополнительных задолженностей еще не выплачена, когда какое-либо иное лицо передаст экклезиарху Оссо Хигаджу, от имени госпожи Эатре, полторы тысячи флоринов».
Другими словами, получив от вас этот документ и полторы тысячи флоринов, экклезиарх Оссо обязан освободить вашу мать, госпожу Эатре.
С надеждой и благорасположением,
АНОМЕ».
Решение Аноме привело Этцвейна в бешенство. Он тут же приобрел еще один бланк петиции и написал: «Где я возьму полторы тысячи флоринов? Я зарабатываю сто флоринов в год. Эатре заплатила Оссо в два раза больше, чем должна! Кто мне займет полторы тысячи — Аноме?»
Ответ не замедлил появиться на следующий день:
«АНОМЕ сожалеет о том, что не может использовать частные или общественные средства с целью предоставления займов крепостным должникам. Первоначальное решение остается неизменным и окончательным».
Ничего и никого не замечая, Этцвейн вернулся в гостиницу «Фонтеней», где Фролитц останавливался с труппой каждый раз, когда приезжал в Гарвий. Где бродячий музыкант мог достать полторы тысячи флоринов?