Дердейн. Трилогия
Шрифт:
«Меркантилисты усядутся за стол и твердят, как заведенные: о скидках, процентах, накладных и сроках доставки — уши вянут, — подтвердил Лой. — Трактирщик — другое дело! Трактирщика хлебом не корми — дай поболтать о высоких материях!»
Ифнесс Иллинет осторожно поджал губы: «Все мыслящие люди — меркантилисты не в меньшей степени, чем трактирщики и музыканты — пытаются связать закономерности и случайности своей профессии с более обобщенными, абстрактными идеями. Мы занимаемся торговлей и поэтому чрезвычайно чувствительны к хищениям, непосредственно угрожающим нашему благополучию. Кража — быстрый, простой и дешевый способ приобретения товара. Законная покупка того же товара — длительное, сложное дело, сопряженное со множеством неприятностей и дополнительных расходов. Следует ли удивляться тому, что воровство широко распространено? При этом оно подрывает основы существования меркантилиста — мы испытываем к ворам и мошенникам ужас и отвращение подобно музыкантам, вынужденным отбиваться от любителей-фанатиков, с энтузиазмом прерывающих выступление оркестра фальшивым пением и какофонией волынок и барабанов».
Фролитц болезненно поморщился.
Лой выставил полную кружку. Ифнесс пригубил зеленого сидра: «Разрешите повторить — когда вор крадет имущество, он отнимает жизнь. Я человек сдержанный, что для меркантилиста, конечно, необычно. На хищение одного дня я могу посмотреть сквозь пальцы. Хищение недели вызовет у меня возмущение. Похитителя года жизни я способен убить на месте».
«Совершенно верно! — воскликнул Фролитц. — Каждому вору следовало бы разъяснить вашу точку зрения. Этцвейн, ты слушаешь?»
«Не нужно показывать на меня пальцем, — сказал Этцвейн. — Я не вор».
Фролитц, несколько разгоряченный выпивкой, уже не первой за этот вечер, бросился с готовностью успокаивать безмятежного Ифнесса: «Что правда, то правда! Он не вор, он музыкант! Становится виртуозом — благодаря моим урокам. В свободное время прилежно занимается. Играет на шести инструментах, может исполнить любую партию в двух тысячах оркестровых номеров! Если я забуду аккорд, Этцвейн не подведет, подскажет знаком. Обычно сбережения труппы расходуются на ремонт и покупку инструментов, но сегодня особый день. Утром я вручил Этцвейну премию — триста флоринов».
Ифнесс одобрительно кивнул: «Достойное подражания вложение времени и средств».
«В какой-то мере, — остыл Фролитц. — С другой стороны, Этцвейн упрям и строит загадочные планы. К тому же скуп. Любовно откладывает каждый флорин, без конца пересчитывает монеты, будто их от этого прибавится. Какой музыкант не раскошелится на веселую попойку? Только не Этцвейн! Сидит трезвый, как белая ворона. Вот и поплатился. Я когда-то обещал ему премию в пятьсот флоринов, а теперь решил ограничиться тремястами — в наказание за необщительность, не подобающую музыканту».
«Вы не опасаетесь, что такая воспитательная мера усугубит его бережливость и еще больше отпугнет от участия в застолье?»
«Совсем наоборот: пусть держит ухо востро. Музыкант должен быть благодарен учителю за любую мелочь. Я ему передал весь опыт. Я его сделал, можно сказать — по крайней мере, развил в нем лучшие способности. За худшие наклонности Этцвейн должен благодарить, по всей видимости, некоего хилита Оссо, приходящегося ему «духовным отцом»».
«Я направляюсь на восток и буду проезжать через Бастерн, — вежливо сказал Ифнесс, повернувшись к Этцвейну. — Если мне встретится хилит по имени Оссо, я могу передать ему ваше письмо или устное сообщение».
«Не беспокойтесь, — отказался Этцвейн. — Я сам еду в Башон».
Фролитц резко повернулся на табурете, сердито воззрившись на Этцвейна: «Что? Что я слышу? Мне ты не сообщал о таких планах!»
«Конечно, нет! Если бы я заикнулся о поездке, вы бы мне и трехсот флоринов не дали. В любом случае, я твердо решил ехать здесь и сейчас — и сразу об этом сказал».
«Что будет с труппой? Я уже составил программу, договорился с Лоем! Придется всех пересаживать, да и оркестр без тебя не тот!»
«Я уеду ненадолго. А когда вернусь, платите мне больше — раз я такой незаменимый оркестрант».
Фролитц поднял мохнатые брови: «Незаменимых нет — кроме меня! Что поделаешь — буду играть на хитане и древороге одновременно. И сыграю лучше всех желторотых школяров вместе взятых!» Фролитц стукнул кружкой по стойке: «Тем не менее, чтобы старина Лой не обижался, придется найти тебе замену — опять издержки, опять головная боль! Сколько времени тебя не будет?»
«Примерно три недели».
«Три недели?! — взревел Фролитц. — Ты что, собрался лечить подагру на Ильвийском взморье? Три дня на дорогу в Башон, двадцать минут на дела, три дня на возвращение в Брассеи. Это все!»
«Это было бы все, если бы я летел воздушной дорогой, — возразил Этцвейн. — Но мне придется идти пешком или ехать в фургоне».
«Новый приступ скупости? Чем тебе не нравится гондола? Во что она обойдется?»
«Не меньше тридцати флоринов в один конец».
«Ну и что? Где твоя гордость? Музыкант из «Розово-черно-лазурно-глубокозеленой банды» не путешествует, как собачий парикмахер!» Фролитц повернулся к содержателю гостиницы: «Лой, выдай этому нахалу шестьдесят флоринов авансом, за счет труппы!»
С сомнением почесав лысину, трактирщик направился к кассе. Фролитц взял у него деньги, звякнул столбиком монет по стойке перед Этцвейном: «Вот, бери и езжай! Главное, не поддавайся на уговоры других директоров трупп! Не сомневаюсь, что тебе предложат больше, чем я плачу — но в таких предложениях всегда кроется подвох».
Этцвейн рассмеялся: «Вы меня знаете — я не уйду в другую труппу. Вернусь через неделю, самое большее через десять дней. Уеду с первой гондолой. Дела в Башоне не займут много времени».
Фролитц хотел было посоветоваться с меркантилистом, но его место пустовало: Ифнесс Иллинет незаметно удалился.
Глава 7
Ураган налетел с Зеленого океана. Кантоны Майе и Эреван затопило, часть континентальной магистрали смыло горными потоками. Отправление гондол задерживали два дня, пока ремонтные бригады протягивали бесконечный канат, временно заменявший пазовый рельс.
Этцвейн успел зарезервировать место в гондоле «Аспер», вылетавшей из Брассей раньше других. Взойдя на борт, он занял плетеное кресло в переднем ряду. За ним вошли другие пассажиры. Последним явился Ифнесс Иллинет.