Дерево уккал
Шрифт:
Пока пан Адам осторожно приближался к поджидавшей его группе, грек продолжил.
– Этот уважаемый человек утверждает, что нашел здесь в горах некий камень, который в золото все обращает, а товарищей его убили и слопали невиданные чудища. Что думаете?
– А давай-ка мы веревочку приспособим по шейке холеной, – Иван кровожадно ощерился. – Не знаю, как чудища, а с лазутчиками у нас разговор короткий.
– Погоди, – Матвей ладонью слегка отстранил Ивана. – Пускай отведет нас к камню.
– А вдруг засада?
– Вот и проверим заодно. Согласись, Ваня, укоротить шляхтича на голову мы всегда успеем.
– Да он врет, что помелом метет, – не унимался Иван.
– Господа, позвольте сказать, –
С этими словами, испытывая крайнее неудобство в зимней одежде и на снегу, он совершил поклон по всем правилам придворного этикета XVI века: снял правой рукой шапку, поднял ее вперед и вверх; в это же время правая нога его шагнула вперед. Затем, отмахивая ту же руку вниз, он одновременно шагнул назад и развернул вправо стопу. Наконец, шляхтич выпрямился, накинув шапку на голову и, в довершение всего, приставил левую ногу к правой.
Казаки смотрели на него с нескрываемым интересом, который был сродни искреннему детскому восторгу от наблюдения за повадками обезьяны. Кто-то даже хмыкнул, не забыв потеребить при этом бороду. Тем не менее, поляк продолжил свою едва начатую речь.
– Милостивые государи, я сейчас, безусловно, в вашей власти и дальнейшая моя судьба в руках ваших и Господа. Также, мне абсолютно ясна предвзятость, испытываемая в данный момент любым русским человеком к представителю моего народа. Но все мы невольники долга: я служу своему государю, вы – вашему. Война же между нашими народами, слава Богу, завершившаяся, – не из ненависти. Политика и торговые интересы, больше ничего. Никакого зла лично вам я не желаю. Напротив, не послушав меня, вы можете навлечь на себя опасность. Большая сила, говорю я, есть в этих местах, но и большое зло. Выступим сейчас же, пока еще светло, уничтожим чудов! Им не выдержать схватки с многочисленным и хорошо вооруженным отрядом.
После столь чувственной речи поляка повисла пауза. Нарушил тишину, прерываемую лишь свистом холодного ветра, что, впрочем, было вовсе не неожиданно, Иван Кольцо.
– Во заливает шляхетская морда. Слышь, Матюшка, – обратился он к Матвею Мещеряку, – а я ведь ни черта не понял.
– Он, Ваня, толкует о том, что неподалеку засада и, дабы нынче во сне нас никто ножиком под ребро не пырнул, стоит ребятам этим дружественный визит нанести да по всем законам европейского придворного этикета.
– Ну, как порешите, братья атаманы. – Иван был явно недоволен срывающейся возможностью повесить поляка. Впрочем, это можно было сделать и позже.
– Да ладно, – подал голос кто-то из казаков. – Всем известно, что Алатырь-камень стоит на Буяне-острове посреди северных морей. А стерегут его денно и нощно змея Гарафена да птица Гагана.
– А я слыхал, – отозвался другой, – стоит камень у входа в саму преисподнюю.
Так могло продолжаться до бесконечности. Не выдержал Григорий.
– Не мелите ерунды. Нет никакого Алатырь-камня, а попасть в преисподнюю можно гораздо проще и в любой момент. Нарвавшись на засаду, к примеру. Я лично не прочь проверить, что там происходит. Кто со мной или так и будем до ночи топтаться?
– Ладно, Гришка, уговорил. Пойдем, разведаем. Чай Ермак обзавидуется, что не полез с нами в чащу.
Иван Кольцо направился к своему шалашу за мушкетом. Кем бы он себя чувствовал, если б не позволил втянуть себя в очередную авантюру? Более рассудительный, но не менее авторитетный Мещеряк тоже был готов к вылазке, правда, скорее, из тактических соображений, нежели из тяги к приключениям.
Не прошло и двух часов, как отряд из пятнадцати человек вышел из густого леса на довольно широкую поляну, упирающуюся в отвесный горный склон. Уже стемнело, однако ночь была звездной, посему разведчики узрели пред собой занимательную картину. Прямо посреди поляны возвышался
Рука Григория потянулась к пистолету, однако он медлил. Существа были странными, чужими, способными до смерти напугать суеверное сознание простых русских мужиков, но рациональный разум грека твердил о том, что в столь тщедушных созданиях великой опасности таиться не могло. Выходя из удивленного оцепенения, казаки мал по малу стали делать неуверенные шаги в сторону не менее пораженных представшей перед ними картиной карликов.
– Братцы, вперед! – заорал вдруг Иван Кольцо.
Вмиг казаки выхватили сабли и с дружным ревом бросились в атаку. Одновременно с этим, один из чудов, то ли вождь, то ли шаман, повернулся к скале и поднял крохотные ручонки к небу. Супротив всех законов природы, в скале пошла трещина, и вековые камни раздались в стороны. Считаные секунды и странные существа стали скрываться во вновь образованной пещере. Отверстие было мало для дюжих казаков. Иван понял, что твари скроются прежде, чем он добежит до проема. Поэтому, недолго думая, он упал на колено и вскинул мушкет. Ночь прорезал выстрел и последний из исчезающих в пещере карликов, рухнул на землю. Когда первые казаки добежали до конца поляны, пред ними уже была все та же несокрушимая скала. Уродцы сгинули в горных недрах.
Единственный не поддавшийся всеобщей сумятице Григорий неспешным шагом пересекал богом забытую где-то посреди уральских гор поляну, ставшую ареной столь удивительных и драматических событий. Позади него, осторожно семенил поляк, очевидно не желавший подходить близко, но еще менее жаждущий оставаться наедине с самим собой у самой кромки непредсказуемо-опасного леса. Казаки расступились, пропуская грека к бледному трупу существа, так и не успевшего последовать за своими собратьями. Суеверие, впитанное с молоком матери, останавливало крестьянских детей от каких-либо действий с бездыханным созданием. Григорий излишним суеверием не страдал. Он опустился на колени и коснулся рукой того места, куда угодила смертоносная пуля Ивана Кольцо. Кровь в считанные минуты свернулась на лютом морозе, но все же это была именно кровь – красная, как солнце над Константинополем в миг его кончины. Грек перевернул труп и на казаков уставились безжизненные глаза. В них не было ничего, кроме холодного мерцания темных озер в глубинах древних пещер, из которых когда-то вышел мертвый карлик.
– Во, чудь белоглазая, – едва слышно вымолвил кто-то из стоявших позади и перекрестился.
– Раз пуля взяла, чай не демон, – резонно отметил Мещеряк. – В лагерь не понесем, больно уж несподручно. Похоронить бы чуда по-христиански.
– Пожалуй, да, – согласился Григорий. – Не верится мне, что такие крохотные да хилые создания, бросающиеся наутек при одном только нашем виде, могли навредить вооруженному отряду, который сумел добраться сюда аж из самой Варшавы.
Иван тоже присел рядом.