Деревянное яблоко свободы
Шрифт:
– Не подлее, чем заманить своего товарища в темное место и там убить, – пожала плечами Владыкина.
– Мы про это ничего не знаем. Если и убил, то, значит, нужно было для дела.
Не думаю, чтобы эти Лидины слова можно было тогда принимать серьезно. Должно быть, оговорилась, не найдя подходящего довода в свою пользу. Но я помню, как переменилось тогда лицо Леониды Яковлевны, с каким изумлением глянула она на свою юную оппонентку.
– Ну, милая моя, – сказала она с расстановкой, –
Лида и сама почувствовала, что перехватила в споре, но уже не могла сойти со своей позиции.
– В конце концов, у каждого человека могут быть ошибки.
– Ошибки? – взвилась Владыкина. – Заманить товарища в какой-то грот, душить его, стрелять из пистолета, а потом привязать к шее камень и утопить в пруду – это уж, извините меня, ошибка, которую совершали так обдуманно, долго и последовательно, что можно было бы и опомниться. Если вы хотите знать, кто ваш Нечаев, почитайте новую вещь Достоевского, «Бесы» называется, там все про это правильно сказано. Небось не читали?
– Буду я еще читать всякую дребедень, – обиделась Лида.
– Напрасно вы так отзываетесь, – улыбнулся Михаил Николаевич своей обычной виноватой улыбкой. – Очень занятная вещь. Я сам, поддавшись общему впечатлению, сначала плевался, а потом не мог оторваться, так здорово все накручено.
– Михаил Николаевич, – с упреком сказала Лида. – Вы тоже считаете Нечаева уголовником?
– Да я вам не про Нечаева, а про «Бесов».
– А я вас спрашиваю про Нечаева.
Не из беспринципности, а по доброте, не желая никого обидеть, Михаил Николаевич с ответом не спешил.
– Ну, не мнись! – прикрикнула на него жена. – Ты взрослый человек, тебя спрашивает девушка, отвечай, как думаешь.
– Конечно, конечно, Лёничка, – заторопился Владыкин. – Мы, старшее поколение, должны прямо отвечать на вопросы. Видите ли, Лидинька, то, что сделал Нечаев, конечно, нельзя сказать, чтобы было хорошее дело… То есть я хотел сказать, что с нравственной стороны… А впрочем, вы же знаете, что мнение моей жены есть мое мнение.
Щербачева отвернулась. Я засмеялся. Владыкина рассердилась.
– Не строй из себя дурака! – закричала она. – Тебя спрашивают серьезно, так ты серьезно и отвечай. А впрочем, от тебя все равно серьезного ответа никогда не добьешься. Что же касается Достоевского, – повернулась она опять к Лидиньке, – то я считаю, что он совершенно прав: все эти ваши Нечаевы и прочие революционеры и есть настоящие бесы. – От Лидиньки она повернула лицо ко мне: – Вы со мной не согласны, Алексей Викторович?
– Нет, – сказал я твердо, – я с вами не согласен. Я по своим убеждениям не за революцию, а скорее за эволюцию, но я против того, чтобы судить какую-то категорию людей огулом. Я за то, чтобы каждого отдельного человека судить отдельно по совершаемым им лично делам.
– Ну конечно, – сказала она, – вы следователь, это сказывается.
– Возможно, – согласился я, стараясь этот спор притушить.
Но тут вступила в разговор молчавшая до сих пор Щербачева.
– Милая Лидинька, – сказала она с материнскими нотками в голосе. – Зачем вы спорите? Для чего вам нужна революция? Вы хотите освободить народ? Да этот же ваш народ чуть что вас же первых на первой осине и вздернет.
– Нет, меня он не вздернет. Это он вас вздернет!
Лицо Щербачевой перекосилось. Она развела руками.
– Ну, знаете ли, это уже слишком. Зачем же переходить на личности!
– Поскольку спор наш заходит в тупик, – сказал я, поднимаясь, – нам пора расходиться.
Происшедшее у Владыкиных было неприятно для всех. Вера и Лида долго шли молча, и только уже у самого дома Лида вдруг остановилась и спросила:
– Алеша, где можно достать пистолет?
– На что он тебе? – удивился я. – Уж не собираешься ли ты вызвать на дуэль Леониду Яковлевну?
– Нет. Я хочу напасть на полицию и отбить Нечаева.
– Что? – Я просто опешил от ее слов. – Ты думаешь, что ты говоришь?
– Да, я думаю. Я хочу напасть на полицию и отбить Нечаева.
Вмешалась Вера.
– Лида, – строго сказала она, – если ты вздумаешь это делать, я пойду с тобой.
Она встала рядом с младшей сестрой. Даже в темноте было видно, что глаза у обеих сверкают решимостью. «Господи! – подумал я в ужасе. – Ох, и нахлебаюсь я еще с ними!»
Дня два еще Лидинька мучилась своей блажной мыслью достать пистолет и напасть на полицию, потом как будто остыла. На какое-то время жизнь вошла в свою колею: лекции, библиотека, вечерние прогулки.
Как-то, задержавшись в библиотеке, я вернулся домой позже обычного. Еще поднимаясь по лестнице, я услышал оживленные голоса. Открыв дверь, я застал Веру и Лиду стоящими посреди комнаты. Видно, они о чем-то спорили и при моем появлении замолчали. Обе они выглядели расстроенными, мне даже показалось, что глаза у Лиды заплаканы.
– В чем дело? – спросил я и заметил в углу у двери саквояж желтой кожи.
– Лида уходит от нас, – тихо сказала Вера.
– Уходит? – Я ничего не понимал. – Куда?
– Да ну ее! – в сердцах сказала Лида. – Развела тут целую трагедию. Как будто я ухожу из жизни. А я ухожу всего-то на соседнюю улицу.
– Зачем? – спросил я.
– Ой! – капризно поморщилась она. – Надоело объяснять. Понимаешь, Алеша, ну что с того, что я живу с вами? Вы вдвоем, у вас семья, а я – третий лишний.