Деревянные кружева
Шрифт:
— Пузатку хочешь? — спрашивал Колька мать, смеялся и бежал на огород, где долго выбирал самую большую морковку сорта «Пузатая-Ельцовская». Он тщательно обтирал ее шелковистой ботвой, а потом еще и полой пиджака.
Екатерина Павловна легонько надкусывала морковь и невольно в смущении улыбалась, потому что видела себя в эти минуты босоногой деревенской девчушкой.
— Пойду «поросят» проведаю, — ухмылялся Колька и шел на огород к квадратику с редиской.
Потом появлялась Настенька. Всякий раз она осторожненько подкрадывалась к Екатерине Павловне, розовыми от солнца ладонями прикрывала ей глаза; и тоненько пищала: «Ау…у». И каждый раз Екатерина Павловна поддавалась на эту игру и встревоженно спрашивала: «Господи, кто же это пришел?»
Настенька загорела и вроде бы взрослее стала. Черты ее лица как-то неожиданно заострились, и обнаружилось, что у нее хорошенькое, по-лукавому смышленое личико.
Она садилась на маленький стульчик рядом с Екатериной Павловной и бойко рассказывала:
— Сегодня ваша Лушка пришла, препротивная тетечка, и давай критику разводить. Мол, и стены после нас неровными стали, и потолок мы полосами намазали, и вроде бы вообще работать не умеем. Ну, мы ей и предложили показать, как надо делать. Как она раскричалась, как расшумелась: «Что вы понимаете?! Я еще в войну свое отработала». А сама толстая, как дебаркадер.
Екатерина Павловна улыбается и припоминает, что Лукерье Савостиной и в войну неплохо жилось. Работала она на пекарне, без хлеба не сидела, а еще и сверх нормы прихватывала. Но она ничего об этом Настеньке не говорила, а лишь украдкой наблюдала за ней и радовалась почему-то.
А Настенька уже на огород бежала. И Екатерина Павловна видела, как сразу же подтягивался и скучнел ее сын. Он становился вялым и равнодушным, и не проходило полчаса, как уходил в свою мастерскую и начинал чем-то там стучать, греметь и, как казалось Екатерине Павловне, совершенно напрасно. Потому что за весь последний месяц не показал ей сын ни одной новой своей работы.
Екатерина Павловна не вмешивалась. Она помнила себя молодой.
Настенька вошла в мастерскую, а Колька спиной к ней сидел на низеньком брезентовом стульчике. Сидел и что-то лобзиком колдовал по фанере. Настенька присела на верстак, поболтала в воздухе ногами, глянула в распахнутое окно на улицу и вздохнула.
— А мы сегодня уезжаем, — сказала она и увидела, что Колькина рука на мгновение замерла, а потом опять задвигалась вместе с лобзиком, но уже как-то рывками, чересчур резко.
— Нам и деньги выплатили в конторе. По двести рублей отхватили. Все девчонки удивляются — много получилось.
— Теплоходом, что ли? — не оглянулся Колька и не приостановил своего занятия.
— А то чем же… Ты бы мне подарил что-нибудь? Я в городе хвастаться буду. Там таких штучек и в музее не найдешь.
— Зачем тебе? Будет под кроватью в общежитии валяться.
Колька оставил лобзик, выпрямился и закурил. Тоненькой струйкой выпустил он дым и впервые посмотрел на Настеньку.
— Ты подари, — рассердилась Настенька, — а я уж знаю, что мне делать.
Колька поднялся со стульчика и оказался громадным в своей крохотной мастерской. Он пошел в угол, долго перекладывал какие-то ящики и доски, сердито пнул завалявшуюся консервную банку, но наконец отыскал что-то и стал пристально разглядывать. Настенька заглянула сбоку через его плечо и увидела узкую дощечку, которая словно бы светилась от множества узоров и казалась совершенно воздушной. Она не вытерпела, протянула руку и коснулась Кольки, и неожиданно замерла в испуге. А Колька медленно повернул голову и с удивлением посмотрел на Настеньку, и какая-то тень мелькнула в его глазах.
— Ты скоро женишься? — тихо спросила Настенька и отстранилась, попятилась назад, к верстаку.
— Скоро женюсь, — сказал Колька, медленно повернулся и протянул ей дощечку.
— Что это?
— Кружева.
— Спасибо.
— На здоровье. Раньше их для полочек в передние углы делали. Образа на них ставили. А теперь образов нет — и полочки перестали делать.
Они помолчали. Колька стоял перед Настенькой, не зная, куда девать длинные руки.
— Сейчас бы дождик пошел, — прошептала Настенька, с тоской глядя в окно, — я люблю в дождик на теплоходе.
— Осень уже скоро, — ответил Колька и исподлобья глянул на Настеньку.
— Ладно… Пойду я… Вы скоро картошку будете копать?
— Недели две еще подождем.
— Весело будет.
— Обыкновенно. Какое веселье, работа.
— Пойду…
Колька взял с верстака щепку, повертел в руках и легко переломил. Оба вздрогнули от резкого щелчка.
— До свидания. — Настенька пошла к двери.
— Счастливо… Приезжай когда.
— Теперь не скоро…
И Настенька ушла. Колька долго стоял в неподвижности и старался зачем-то соединить изломанную щепку. Потом он сел на брезентовый стульчик и принялся яростно пилить лобзиком. Но пламя у него не получалось. Языки огня были мертвыми, от них не было тепла, не было простора мыслям, и звезды не казались близкими…