Дерианур - море света
Шрифт:
– - Ну что, Макар?
– Лениво осведомился фаворит, доставая из кармана кулек с засахаренными орешками.
– Ничему судьба Орлова не учит?
Гриц вздрогнул и навострил слух.
Юноша, которого назвали Макаром, поперхнулся и часто-часто закивал головой. Яковлев похлопал его по спине.
– - То-то же. Не пытайся меня оттереть от графа, малыш. Один такой уже на цепи болтается. Хошь попробовать?
Несчастный Макар стал зеленее покрывала своего конторского стола и чуть не грянулся в обморок. Яковлев проследовал дальше.
Пока графский любимец шел между склоненными, точно рожь в непогоду, рядами просителей, Потемкин, затертый у самых дверей, краем глаза заметил как бледный Макар бочком-бочком выскользнул из приемной и ринулся вниз по лестнице. Парень аж прыгал через две ступеньки, так рвался на улицу.
Гриц чуть подался назад и не без труда освободился от сжимавших его плеч и животов. В сенях дышалось легче, а во дворе изрядно помятый конногвардеец, наконец, расправил плечи. Он успел заметить, как прыткий Макар скакнул за бревенчатую стену конюшни и там пристроился в лопухах.
Гриц рванулся за ним и схватил парня за плечо в самый неподходящий момент, струя ударилась в край сруба и обрызгала Потемкину сапоги.
– - Ах ты, гаденыш!
– Гриц хотел въехать щуплому Макару по уху, но наткнулся на совершенно затравленный взгляд секретаря и опустил руку.
– - Не бейте меня, ваше благородие, - лепетал парень, прижавшись к стене.
– Я же не ради себя, как Яковлев. Мне мать кормить надо... братишек двое... Я никому ничего дурного не сделал. А Господь знает мои страдания...
– - Да что ты, -- отступил Потемкин, -- я не то что бы. Всякий добывает хлеб, как может. Бывает хуже еще, - он не знал, куда себя деть от смущения.
– Ты, это, штаны надень.
"Господи! Пресвятая Богородица! Куда меня занесло?"
Макар поспешно натянул штаны.
– - Мне бы про Орлова узнать, - Гриц почувствовал, что голос у него какой-то сиплый.
– О чем это Яковлев плел?
Макар втянул голову в плечи и испуганно огляделся вокруг.
– - Ей Богу, не знаю, ваше благородие. Почерк у меня хороший, а головой не вышел...
– - Не крути, - Потемкин разом потерял к Макару всякую жалость и несильно вмазал ему по скуле.
– Говори, как на исповеди, а то челюсть сверну.
– руки Грица стиснули синюшную шею секретаря.
– - Ладно, -- парень опять позыркал глазами по сторонам и придушенно сообщил, - Орлов, слышь ты, спутался с графской любовницей Еленой Куракиной.
"Эка новость!" - Хмыкнул про себя Гриц.
– -... А граф возьми да и узнай, -- тараторил Макар.
– Яковлев вчера похвалялся, что, по приказу графа, Орла свезли на его дачу на Каменном острове и держат там в подвале.
– - А Яковлеву-то какая радость?
– Удивился Потемкин, слегка разжав пальцы и давая бедному Макару продышаться.
– - Как же? Ваше благородие?
– В свою очередь удивился такой непонятливости секретарь.
– Граф Петр Иванович Орлова очень из всех адъютантов выделяли. А Яковлеву это - острый нож. Да если б Григорий захотел...
– - Видать, не захотел, - оборвал его Потемкин.
– Спасибо за сведения. Прости, что шею помял.
– Он потрепал Макара по плечу и, оставив перепуганного секретаря за конюшней, поспешил обратно в дом.
Яковлев уже завершал почетный круг по залу, как породистый жеребец на ринге. Гриц успел снова втиснуться в ряды просителей в тот самый момент, когда графский любимец подходил к дверям. Поравнявшись с конногвардейцем, фаворит сделал ему знак приблизиться.
– - Из Конной гвардии? Мне говорил о вас принц Георг.
Потемкин поклонился.
– - Кажется, вы собирались стать священником?
Гриц меньше всего ожидал этого вопроса.
– - Мне говорил о вас митрополит Амвросий в Москве. Бывший студент? Яковлев хвастался своей осведомленностью.
– Мне говорил о вас Орлов.
"Кажется, ему про меня все уши прожужжали!" - разозлился Потемкин.
– - Так вы идете?
– Яковлев зевнул.
– Мне тут привезли две чудотворные иконы из Чернигова. Говорят, они плакали миррой при царе Петре Алексеевиче. А теперь перестали. Хочу, чтоб вы их посмотрели. Думаете врут?
– - Приходы на юге бедны, - пожал плечами Гриц.
– Вот и выдают за чудотворные образу местную мазню. Хотя... все может быть.
Провожаемый завистливыми взглядами оставшихся в аудиенц-камере просителей, Потемкин проследовал за Яковлевым в жилые покои и, миновав ряд роскошно, но беспорядочно обставленных комнат, попал в холодную галерею, соединявшую левое крыло графского особняка с небольшой домашней церковью, ютившейся за оранжереей и танцзалом. Оба строения были крыты стеклянными двускатными крышами и обнимали крохотный почти лютеранский храм с тонюсеньким серебряным шпилем.
Зато внутри церковь была совершенно русской. Тесные полутемные пределы освещались трепетом множества лампад. От десятков горящих свечей было жарко, а воздух казался напоен запахом расплавленного воска. Яковлев прямо при пороге бухнулся на колени и начал отбивать поклоны. Полы его широченного шлафрока колыхались при каждом движении, обнажая то руку, то ногу грешного "страстотерпца".
Гриц тоже опустился в стороне. Впервые в жизни он почувствовал, что в церкви ему не чисто. Что вокруг было не так, Потемкин сказать не мог. Может неотвязные мыли об Орлове не давали сосредоточиться на молитве? А может показная набожность графского любимца вперемешку с юродством? Кто же молится враспояску? Полуголым?
Нарочитая небрежность Яковлева точно подчеркивала его домашнюю близость с Богом.
– - А вы не бьете поклоны?
– Услышал Гриц недовольный голос графского фаворита.
– Напрасно. Поклонами Господу разум просветляется.
– - И еще они полезны для поясницы, - резко сказал Гриц, не любивший, когда к нему в душу лезли с поучениями.
На мгновение Яковлев выпрямился, но не повернул головы. Потемкин видел его тоненькие рыжеватые волосы, уже редеющие на затылке, и вдруг подумал, что, наверное, мужику за 30 не легко сохранять юношескую гибкость фигуры. Разве что ежедневными поклонами у образов.