Дерьмо
Шрифт:
– Извини...
– бормочет Блейдси, - мне так жаль... я... Пока телки одеваются, я наклоняюсь и шепчу ему на ухо:
– Я же предупреждал тебя в «Рице» насчет этих сучек. Хуй - совсем не обязательный атрибут преступного элемента. А сейчас они, может, уже попивают «Теннентс» и «Бэбишем» в какой-нибудь забегаловке на Лейте и вспоминают добрым словом щедрого брата Клиффорда Блейдса.
– Я тычу в него пальцем, приставляю ладони к голове и кричу, подражая ослу: - Иа-а-а! Иа-а-а-а!
Отвожу домой ту, угрюмую, потом подбрасываю Блейдси, который
– Куда едем?
– спрашивает она.
В голосе тревога, но пока ей еще интересно - приключение продолжается. Понятно, весь вечер кадриться и остаться ни с чем - кому ж такое приятно.
– Так короче, - говорю я, останавливаясь на заброшенной стоянке.
– Знаешь, почему стоянки называют стоянками? Потому что на них можно в стояка.
– Что?
– беспокойно спрашивает она, чувствуя, что уже не контролирует ситуацию.
– Ладно, киска, хватит дергаться. Давай ближе к делу. Или соси, или вали. Других вариантов нет.
Я подмигиваю.
– Но не здесь же, - угрюмо возражает она.
– У тебя что, дома нет?
– Ты плохо слушаешь, Аннализа.
– Я показываю на ухо.
– У тебя два варианта: либо ты отсасываешь, либо идешь отсюда на своих двоих. Таково положение вещей.
– Ты женат?
– спрашивает она, в упор глядя на меня. Не обращаю внимания и долблю свое.
– Ну так что?
Ночью в городе кого только не встретишь. Она благоразумно выбирает первый вариант, хотя и без большого желания.
– Ладно...
Снова пристально смотрит на меня, как будто ждет, что я скажу что-то еще. Я притягиваю ее к себе и заталкиваю ей в рот свой пропитанный виски язык. Она начинает отвечать, и у меня понемногу встает. Киваю на заднее сиденье.
Перебираемся туда. Она снимает один сапог, спускает толстые, теплые колготки и трусики и вытаскивает ногу. Прикидываю, стоит ли добираться до грудей, но подержаться там, похоже, особенно не за что, так что решаю идти прямиком к цели. Сую в дырку палец. Как и следовало ожидать, она уже готова - хоть по локоть засовывай.
Брюки и трусы ползут вниз, теплый воздух электропечи подхватывает поднимающиеся запахи, придавая им особую резкость. У меня там все вспотело и чешется, и в какой-то момент я даже думаю, что ничего не получится. Не стоило возиться с этой чертовой резинкой. В конце концов после двух неудачных попыток, обусловленных пивом и нехваткой простора для маневра, мой усталый воин все же поднимается, но почти сразу же снова опадает, успев совершить лишь несколько боевых
выпадов. Мешают колготки, мешает все. В таких условиях о затяжной ебле нечего и мечтать. С другой стороны, трезвый я бы на нее и не полез.
Аннализа достает из сумочки салфетку и тщательно вытирается, как будто не замечая, что я напялил хренов гондон. Что ж, сама хотела - сама и подтирай. Я стаскиваю презерватив и выбрасываю в окно. Она тем временем быстро подтягивает
Оба молчим, но я чувствую исходящее от нее недовольство. Везу ее домой. Брюс Робертсон был, есть и будет джентльменом до конца.
– Еще увидимся, куколка, - кричу я вслед фигуре в длинном пальто, стучащей каблучками по плитам Пилрига. Она не оборачивается.
ПОД ПРИКРЫТИЕМ
Самолет. Питерс и Ли. Ленни Питерс был великом певцом авиации. Высоко надо мной пролетает реактивный лайнер. В небе радуга. Мне это все на хер не надо. Ненавижу самолеты. Сидишь, а вокруг ничего, кроме стерильности салона: чистота, порядок, будто все вылизано холодным языком. Так и хочется наполнить эту пустоту чем-нибудь, например, хорошим выхлопом отработанных газов. А этого добра у нас хватает, учитывая, сколько мы в себя залили перед посадкой.
И вот мы с Блейдси рассуждаем о сути и природе анального совокупления. Надо было мне ту рыженькую в жопу трахнуть. Только вот до ее задницы я бы точно сто лет добирался. Нет, надо было отвезти ее домой и сделать дело не торопясь, а так получилось хрен что. Впрочем, здесь есть другая рыбка. Это стюардесса, которую я бы точно отымел. Но Блейдси... Вместо того чтобы взглянуть на се попку, он разглядывает картинки в журнале! Мудак мудаком.
Проблема Блейдси в том, что он все пытается интеллектуализировать. А чего интеллектуализировать, если надо драть. Либо ты суешь хуй в дырку, либо нет.
– Гетеросексуальный анальный секс не обязательно предполагает наличие комплекса женоненавистничества, - шепчет Блейдси.
– Это всего лишь ни к чему не обязывающий добровольный акт двух сторон. А то, что вкладывают в него люди, это их личное дело. Я читал в «Космо», что анальный секс доставляет удовольствие двадцати процентам гетеросексуальных пар, тогда как у гомосексуальных пар этот показатель достигает пятидесяти процентов...
– Да?
– спрашиваю я.
– Уж не хочешь ли ты мне сказать, что половина гомиков не трахают друг друга в задницу? По-моему, это полная чушь!
Блейдси начинает дергаться, ерзать и оглядываться по сторонам.
– Потише, Роббо. Не говори так громко. Я же не высказываю собственное мнение, а только сообщаю, что написано в журнале.
– Послушай, Блейдси, я этому не верю. А насчет ниггеров с их рэп-лирикой и всей этой чушью про «птичек» и «свиней», так это благие пожелания. Не более того.
– Благие фантазии обездоленных?
– усмехается Блейдси, сдвигая на нос очки.
Странный парень братец Блейдс.
Впрочем, здесь он на своем месте, потому что мудаков в салоне хватает. Пара таких придурков сидят перед нами: в одинаковых темно-синих костюмах и галстуках, с одинаковыми кейсами. Это ж какими надо быть пентюхами, чтобы так нарядиться!