Дерьмо
Шрифт:
Да, они там все нюхают кокаин... футболисты хуевы. Гиллман качает головой.
Они просто держат нас, болельщиков, за дураков. А мы еще платим им бешеные бабки.
Гиллман со скорбным видом кивает, а к столу со своей газетой подходит Леннокс. Заглядывает в кроссворд Гаса и говорит:
– Сокращенное от Патрик. Это легко. Грязный долбаный жирный фенианский террорист.
Усы у Леннокса заметно подросли, теперь он чем-то похож на Сапату. Наверно, все дело в кокаине. Мне даже кажется, что порошок прилепился к верхней губе.
Неплохо, Рэй, - с улыбкой говорю я.
– У тебя точно
Интересно, с чего это он вдруг такой общительный, прямо свой в доску?
– А как с двадцать четвертой по горизонтали? Ложа?
– спрашивает Гас, демонстративно отворачиваясь от Леннокса.
– Да никакая это не Ложа.
– Неужели?
– с вызовом говорит Гас.
– Конечно, - с видом знатока отвечает Леннокс.
– А если и ложа, то в театре. А ты думал что? Братство?
– Да уж, об этом ты подумал в последнюю очередь!
– кричит Гас.
– А?
– удивленно спрашивает Рэй.
От смеха я едва не падаю со стула и закрываюсь газетой. Так его, так! Преподай сопливому выскочке урок! Научи его уважать старших! Вперед, старина!
– Не думай, что твое поведение осталось незамеченным, сынок, - продолжает Гас, тыча в грудь Рэю пальцем.
– О чем это ты, Гас?
– Леннокс поворачивается сначала ко мне, потом к Питеру.
– В чем дело?
– Мы не отвечаем, и он снова смотрит на Гаса.
– Что ты хочешь сказать?
– Только то, что сказал. Не считай себя умней других.
– Гас стучит себя по клоунской голове.
– Дураков здесь нет.
Он поворачивается и выходит. Инглис следует за ним, как шлюха за ебарем.
– Какого хуя? Что тут происходит?
– спрашивает Рэй.
– Послушай, Рэй, это то, о чем я тебе говорил, - доверительно шепчу я, видя, что Гиллман удалился в соседнюю комнату.
– Синдром молодого жеребца.
Рэй заливается краской.
– Гас ведь не знает про кокаин, верно?
– тихонько спрашивает он.
– Сомневаюсь, - с улыбкой говорю я.
Просматриваю гороскоп и почти слышу, как шипит и булькает, парясь в собственном соку, этот хуеплет Рэй Леннокс. Какие восхитительные звуки! Мой знак - Телец. Вот где объяснение всем моим неприятностям.
ТЕЛЕЦ (21 апреля - 21 моя): Совместное влияние Морса и Плутоно, двух довольно изменчивых планет, и вашего правителя, Венеры, указывает на то, что в вашей жизни наступил период тлеющей страсти. Но не позволяйте себе увлекаться, потому что все может закончиться слезами.
«Ньюс» - просто отвратительная газетенка. Секс, наркотики, преступления - все вертится в этом остоебеневшем треугольнике. Надо снова переключиться на воскресный «Мейл». Когда-то я читал ее регулярно из-за политики, но отказался после похорон принцессы Дианы. Все, у кого брали интервью, выглядели унылыми одиночками вроде Блейдси. Потом я где-то прочитал, что большинство из пришедших в тот день к Дворцу - читатели «Мэйл». Я пришел в ужас и перестал ее покупать.
Решаю, что пора навестить Банти.
– Рэй, я собираюсь прогуляться. Будет искать Тоул, скажи, что я отправился в Форум.
– Так и скажу, Брюс. Ты когда вернешься?
– Где-нибудь через пару часов. Тебе принести что-нибудь от Кроуфорда?
– Да... корнуэльский пирог с картошкой, -
В комнату входит Питер.
– А тебе, Питер?
Что надо педику? Сушеные помидоры, оливки и козий сыр.
– Будешь проезжать мимо Браттисани?
– Могу завернуть.
– Тогда белый пудинг, - говорит он. Интересно, с чем у него ассоциируется белый пудинг? Хотя... догадаться нетрудно. Держу пари, этот гомик уже воображает что-то белое в своей заднице!
– Ладно, раз уж ты будешь в Браттисани, то возьми мне рыбный ужин, - решает Рэй.
(есть, есть. Ты помнишь его вкус, Брюс? Помнишь вкус той дряни, маслянисто-черного ископаемого топлива, которое ты, давясь, глотал и выплевывал? Ты ведь до сих пор слышишь его голос, заставляющий тебя есть? Есть, есть, есть. Мать плачет. Ты слышишь его голос? Должен слышать, Брюс. Знаю, он не дает тебе покоя. Теперь ты можешь есть то, что хочешь. За себя. За меня. За всех. Ты поглощаешь все. Так что ешь.)
ОБЩЕСТВО ТАЙН
Зеленая изгородь перед домом Блейдси самая аккуратная на всей улице. Такой уж он у нас опрятный, брат Блейдс. Наверно, из богатой семьи, но туповат и потому годен только для канцелярской работы. А может, он из рабочих, из тех, кто тянется вверх, но недостаточно активно, и которые все еще почитают аккуратность и послушание за добродетель. Так оно, в прочем, и есть. И это означает, что правила не меняются.
Заворачиваю как бы случайно - вот, проезжал поблизости и псе такое. Утро унылое и безрадостное. В воздухе ощущается холодок, но снега, кажется, можно не ждать. Губы у меня немного потрескались, так что пришлось смазать их гигиенической помадой.
Банти, похоже, рада меня видеть. Приглашает войти и включает чайник. На ней толстый свитер из ангорской шерсти, который, однако, не в состоянии скрыть тяжелые, притягивающие к себе внимание груди. Она мрачнеет, когда я начинаю воспевать дифирамбы в адрес моего друга Блейдси.
– Да, конечно, - с ноткой презрения говорит Банти.
Неподходящая она женщина для брата Блейдси. Слишком большая. Очень жаль, но правила везде одинаковые. Она ставит на зеленый пластмассовый поднос чайник, две чашки, молочник и сахарницу. Я уже и забыл, когда мне вот так подавали чай. Каждый раз, когда я собираюсь попить ли чаю дома, в заварочном чайнике и в раковине обнаруживаются высохшие чайные пакетики, а все это убрать у меня нет ни времени, ни сил. Кроме того, я всегда забываю купить молоко, хотя пиво в холодильнике не переводится.
Делаю глоток и поднимаю брови.
– Он слаб. Да-да, слаб. И бесхарактерный. Никакой твердости!
– зло бросает она.
Да, брат Блейдс, похоже, вляпался в дерьмо по уши. Но мне надо поддержать его, потому что порочить приятеля значит проявлять ту самую бесхарактерность, которую так презирает Банти. Вместе с тем, защищая Блейдси, нельзя перегнуть палку. Пусть думает, что я лишь формально на его стороне.
– Клифф - один из лучших, - с вымученной, слегка смущенной улыбкой говорю я, надеясь, что мои усилия не пройдут бесследно.